Десант стоит насмерть. Операция «Багратион»
Шрифт:
За спиной грохнул разрыв — Женька, пригибаясь, оглянулся и увидел за оседающим дымом разрыва русского трехдюймового снаряда уменьшившуюся «Готу» — самолет почему-то замедлил разбег, вот приоткрылся грузовой люк, оттуда прыгали, падали на траву фигурки немцев. Раз, два, три, четыре… Кажется, пятеро. «Гота» продолжила разбег, с трудом оторвалась от земли… Высадившиеся фигурки шустро бежали к лесу…
Так, беготня, оказывается, продолжается. Вот что значит эпистолярный жанр. Очень зря открытки недооценивают. Кратко, доходчиво. Прочли, обдумали, решили остаться и познакомиться.
На конверте
«Приятного и недолгого полета. За Варварина! Смерть фашистским кукушкам!»
Наверное, все-таки не струсили. Хотя лететь с таким напутствием весьма неприятно. Нет, не струсили. Хотят познакомиться. Ну-с, ждем.
Нерода был на месте — ждал в камышах у ручья. Убедившись, что сквозь заросли ломятся свои, опустил автомат, снова лег и попытался застегнуть немецкие штаны, натянутые поверх своего камуфляжа.
— С обновкой. Свеженькие? — Женька рухнул на измятый камыш, снял каску.
— Да наткнулся тут на меня один… суетливый, — пропыхтел Нерода. — Худой, гадина.
— Да у тебя там двое портков, куда третьи?
— На первое время нацеплю. На всякий…
— А партнеры наши решили подзадержаться, — пытаясь утихомирить дыхание, с гордостью сообщил Женька.
— Видел, — Нерода оставил в покое верхние пуговицы неудачных штанов. — Но ты не обольщайся. Сейчас самое интересное и начнется. Вон, я тебе патроны подогнал.
— Автомата няма? — Женька с разочарованием поднял подсумки с винтовочными обоймами.
— Я ж говорю, немец подвернулся худой и нищий. — Нерода вздохнул. — Значит, подпускаем коллег поближе, показываемся и уводим. Поосторожнее, Жека, подозреваю, они не в канцеляриях штаны просиживали.
— Понимаю. А что, если они на нас все-таки не выйдут? Тут обстановка нервная.
— Выйдут, куда они денутся? А если не выйдут, нам самим придется их найти и блокировать. Что с нашими могучими силами станет задачей довольно нетривиальной. Давай-ка двигаться. Минут двадцать у нас еще есть, но на всякий случай…
— На всякий случай у них, кажется, имеется снайпер.
— Ну, мы лесочком, по тенечку. В кустиках оптика не так неприятна. Двинулись…
— Надо было «фауст» не бросать, — посетовал Женька, на ходу рассовывая по карманам винтовочные обоймы…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кошки-мышки и Элис
…Ноги как вареные макаронины — в любую сторону гнутся. В голове мыслей нет, кроме одной — «упасть и сдохнуть». Земляков заставлял ноги ступать твердо, прошибал грудью и чем попало ветви подлеска, сдерживал грудные хрипы. Дальше, дальше, направление не терять, слушать. На пути возникали сволочи-деревья, хотелось пройти прямо сквозь ствол. Женька с трудом, но осознавал, что, кроме бессмертного переводческого духа, существует и некое неопределенное количество вонючей и потной биомассы, четыре килограмма винтовки, кило с лишним «кольта», проклятый штурмпистоль, который сейчас бросить просто нет времени и сил, и еще что-то, тяжелое, до изумления ненужное,
…А начиналось это безумие вполне осмысленно. Ну, тогда казалось, что нервно и спонтанно, но теперь-то ясно, что «Рогоз» проявил бездну хладнокровия и выдержки. Тогда…
— …Нет их, — нервничал Женька, пытаясь разглядеть происходящее на той части «аэродромного» поля и опушке, что была видна из камышей.
— Что за банные настроения? — удивился Нерода. — «Водка греется, а заказанных девочек все нет. О, ужас-ужас».
— Не, не буду я на заказных тратиться. Я жадный, — пробормотал Женька. — У нас свадьба грядет, а это такой финансовый кризис.
— Надо же, додавили парня, охомутали.
— Вот еще. Я сам созрел.
— Вовремя. Вон уже гости набегают.
— Где?!
— Сломанная сосна лежит, чуть правее полусломанная…
— Сосны вижу. Немцев — нет.
— Медленно смотришь, уже за кусты ушли, — Нерода поднялся на колени. — Начинаем. Помнишь — ты старший и умный, я — туповатый тюфяк.
— Ну, раз по жизни так сложилось…
Нерода фыркнул и первым выбрался из камышовой лежки. Женька неуверенно разогнулся, поправил на плече непривычный «штурмгевер», и оперативники двинулись вдоль зарослей. У дальней опушки стрельба усилилась, доносился рев танковых двигателей. «Рогоз» трусил прочь от боя, держа направление на Шестаки — там все еще было тихо.
— Видят нас, — сказал Нерода. — Еще два шага, и ты бдительно оглядываешься.
Смутное неприятное ощущение, что уже на прицеле. Спина зудит…
— Ну, — Нерода довольно карикатурно продолжал трусить вперед.
Женька остановился, обернулся. Изгибалась стена колышущегося на ветру камыша — шуршания не слышно за стрельбой. Дым на опушке, коробки, неспешно двигающиеся по знакомому полю, — подошли «тридцатьчетверки», ведут огонь, пехота рядом лишь угадывается. А где же клиенты?
Земляков выругался — клиенты бежали уже вдоль камыша. Близко… Четверо… А где же пятый?
— Вижу.
Нерода обернулся, потрясенно уставился на короткую цепочку преследователей:
— Поднеси кулаки к лицу.
Земляков сделал вид, что наблюдает за приближающимися охотниками «в бинокль». Расстояние еще позволяло, хорошо, что место подобрали открытое. Старший лейтенант замер в глуповатой позе: ноги чуть согнуты, рот открыт — изумлен и напуган внезапным явлением противника.
— Панику делаем.
Женька рванулся вперед, ухватил за плечо, потащил за собой:
— Уходим! Не стой столбом!
— Орать-то зачем? — возмутился Нерода. — Далековато для акустических эффектов. Пока только визуальные…
Выстрел Женька, скорее, не услышал, угадал. И пулю, зацепившую кочку слева от оперативников, тоже скорее почувствовал, чем осознал.
— Маму их… — Нерода свернул, резво ломанулся в камыш. — Вот он, пятый, снайпер их прикрывал…
Ручей был по-прежнему ледяным, в брызгах перескочили, проломились сквозь камыш к кустам.
— Теперь плотно сядут, — заметил старлей.
— Вроде те самые.