Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
– Прошу тебя. Это мое дело. Ты не входишь в Синод, ты лишь помогал мне до этого.
Святой отец нехотя опустился на свое место.
– Если вам вдруг охота поговорить об этом достойном человеке – что же, давайте поговорим, – Гаммель развел руками. – Отец Теодор – доверенное лицо Императора, его личный духовник. Все мы знаем, сколь тяжела стезя управителя, а ежели рассматривать в этом ключе должность Его Величества? Не мне говорить вам про соблазны, про трудности и испытания, которым подвергается руководитель, будь у него хотя бы пара человек в подчинении. Духовная опора здесь необходима. Ко всему прочему, позвольте же мне разобраться.
Гаммель вдруг сошел с кафедры, однако
– Что это за человек? Я знавал его с юности, я бывал с ним в одном учебном заведении. Но это прошлое. Обратим же свой взор на настоящее. Приближенное к Императору лицо – что он имеет? Земли? Просмотреть всеимперский земельный реестр – ваше право. Вы не найдете там его имени, что могло бы быть приписано к какому-нибудь приходу. Титул? Отец Теодор имеет сан священника. Деньги? Он бы тратил их, а меж тем, держится скромно.
– Откуда знать, на что он их тратит?.. – проворчал кто-то из синодальных чиновников.
– Ну а что же, вы видели его в игорных домах или на скачках?
– Не видел.
– О, стало быть, вы там бываете… – заключил Гаммель, чем вызвал смех у зрителей. Только сейчас Достий заметил, что прохаживаясь, он оказался за спиной у чиновников, и тем приходилось вертеться на своих местах, вид имея при этом весьма нелепый. Зато публика за бельэтажем чувствовала себя прямо-таки обласканной вниманием. – С сегодняшнего дня все бразды правления в руках у меня. Вы не увидите отца Теодора в Синоде – и даже не знаю, кто из вас будет больше этому рад. Наверное, отец Теодор. Я же, уполномоченный Императорским приказом синодальный прокурор святейшего Синода, обязуюсь служить империи и Отцу Небесному ревностно и истово.
В заключение де Ментор улыбнулся так, что у Достия дрогнули поджилки. Что происходило со святыми отцами – он и подумать боялся…
Заседание на том и окончилось, а Бальзак наконец поднял голову от своих бумаг, захлопнул гроссбух и велел Достию собираться.
– Как, мы не подождем отца Теодора?
– Он явится во дворец позже. Не беспокойся, с ним все будет в порядке. А нам пора домой.
Сидя в темной повозке и кутаясь в пальто от сквозняка из окошка, Достий все еще отходил от увиденного. Де Ментор предстал перед ним в таком необычайном виде! Сперва – в начале их знакомства – он показался очень легкомысленным, особенно с его беспрестанным щебетаниям об одежде. Как ловко удалось ему удерживать внимание такого количества народа, и столь долго! А как он говорил! Даже интересно теперь было, какое прозвище дадут ему газетчики? Впрочем, прозвищами ведал, кажется, Лондон, который сейчас находился далеко…
– Господин Советник, вам понравилось выступление прокурора? – решился наконец Достий на вопрос. Ему очень хотелось услышать мнение своего учителя, ведь Бальзаку всегда удавалось точно и метко оценить что бы то ни было, а еще раскрыть перед собеседником те грани явления, о которых и подозревать было невозможно. Но де Критез только буркнул:
– Больше всего мне понравилось то, что Гаммель разговаривал не со мной лично…
Достий вздохнул и не смог сдержать грустной улыбки. Он прекрасно помнил, как Советник отреагировал на экспрессивного де Ментора при знакомстве. А уж про ту ситуацию в трапезной и поминать было нечего. Ко всему прочему, молодой человек не забывал про отношение Бальзака к людям шумным, энергического склада, говорливым – видно, тут был как раз такой случай (даже Император, обладавший всеми этими качествами, и все же снискавший у Бальзака необычайно сильную привязанность, чаще всего слышал ворчание, колкости и отказы). Оставалось надеяться, что Наполеон при встрече развеет все
По приезде Достий твердо решил дождаться возвращения духовника, чтобы убедиться лично, что любимый его в порядке и что больше ничего его не гнетет и не беспокоит. Молодой человек уселся за лекции, чтобы скоротать время, но спустя всего час с небольшим проснулся от того, что у него затекли руки, потому как он дремал, уложив на них голову. Посмотрев на часы, Достий так и заметался – было уже за полночь! Наверное, отец Теодор давно почивал, и так его никто не поздравил, не расспросил, не обнял после трудного дня, в конце-то концов.
Достий совсем запыхался, пока добежал до жилища духовника. Дверь была открыта, и свет внутри не горел. Молодой человек, стараясь поменьше шуметь, прошел внутрь. Постоял немного, пока глаза привыкнут к темноте.
Рабочая комната была пуста, и Достий пошел в опочивальню. Но там он замер на пороге, отчаянно хватая ртом воздух.
На застеленном ложе безжизненно покоилось тело, причем в такой позе, будто его швырнули туда – голова была запрокинута, длинные руки и ноги раскинуты по постели. Неснятая сутана, неподвижные заострившиеся черты лица – все навевало горестный ужас. Кажется, нажитые сегодня враги решили действовать без промедления.
– Не успел… Не успел… – Достий едва слышал собственный сдавленный сип. – Отец Небесный, за что?!
С постели послышался всхлип, а затем охрипший голос:
– Что такое…
– Отец Теодор! – Достий почувствовал мелкую дрожь в коленях.- Ох, слава Отцу Небесному, все в порядке…
Духовник тем временем неловко сел и потер глаза.
– Что ты, Достий? Что случилось?
– Ничего, слава небесам. Почему вы одетым лежите?
– Как пришел, так и рухнул, веришь, нет…
– Укладывайтесь-ка, и завтра не вставайте с постели, покуда не выспитесь! – Достий потянулся к еле различимому в полумраке силуэту, намереваясь помочь с приготовлениями ко сну, но был схвачен за руку и заключен в объятия. Святой отец уткнулся ему в грудь, и даже сквозь одежду чувствовалось, как пылает у него лоб.
– Мы смогли, Достий. У нас получилось.
– Я знаю, – Достий разгладил струящийся по спине хвост. – Я видел. Все хорошо теперь будет, верно? Вы молодец…
– Это Гаммель… Ох, до чего он ловок бывает, если захочет!
– Я так удивился, святой отец! Ведь я никогда в таком свете его не видел…
– А мне доводилось… Знаешь, у него вроде как наружу все, а на деле он играет со своими обликом, лицом, голосом, будто хамелеон. Глядя на него, о многих чертах его характера и не задумаешься. Казалось бы, видишь перед собой обычного нарцисса, хорошенькую пустышку. Но Гаммель умен, и не просто умен. Он хитер, но способен плести такие паутины, что только диву даешься. Управляет людьми как шахматами, только не посредством фактов и законов, как Бальзак. Гаммель играет на страстях и чувствах. Он всегда так делал. Но сейчас я могу сказать – он достиг мастерства… Синод будет в ежовых рукавицах с кружевной оторочкой, иначе не скажешь.
Достий улыбнулся, представив себе упомянутую деталь гардероба – очень уж забавной она вышла в его воображении.
– Что же касается меня… – продолжал духовник тем временем. – Ноги моей больше в Синоде не будет. Все там сплошь интригами проросло, Достий.
Молодой человек погладил любимого по голове.
– Позвольте, я вас спать уложу, святой отец?
Теодор согласился, и следующие несколько минут Достий был занят тем, что принимал и развешивал на стуле одежду, взбивал подушки, словом, делал все, чтобы духовник поскорее спокойно отошел ко сну. Усталость его, казалось, границ не имела, и он заснул тотчас после поцелуя.