Десять басен смерти
Шрифт:
При малейшем неосторожном движении Анна упадет и разобьется.
Чтобы заставить ее двигаться вперед, за ней стоял мужчина с кинжалом наготове.
А Баснописец продолжал заливаться:
Играли однажды двое богов – Амур и Безумие: Амур еще не был слеп. Вышел у них спор; Амур для его разбора Потребовал собранья богов, А Безумию не терпелось, И так оно стукнуло Амура, Что невзвидел Амур белого дня. Венера ищет– Извините, – комментировал Стивенс. – Ведь эта басня не была запланирована! Вы должны были уже умереть, не так ли? То, что вы выжили и неожиданно вторглись сюда, заставило нашего друга внести изменения в план. Это импровизация! Непредвиденные обстоятельства на сцене – вы знаете, что это значит. – Он рассмеялся, разводя руками. – Madness leading Love, Безумие ведет Любовь! Ах! Вот кто достоин наших лучших английских поэтов! Знаете ли вы, что говорят об этой басне? Будто бы она была навеяна длинной аллегорией Луизы Лабе, вошедшей в состав «Дебатов между Безумием и Любовью» и впоследствии использованной отцом Комиром в «Кармине». Речь идет о латинской поэме невероятной красоты, которую Лафонтен заново интерпретировал. Поэме, которой восхищаются все без исключения… Но я отклоняюсь от темы.
Заложив руки в перчатках за спину, Стивенс расхаживал по залу. Он подал знак стоявшему за спиной Анны человеку с кинжалом. Тот вынул у нее изо рта кляп.
– Пьетро!
– Ты не ранена?
– Итак, Виравольта, вот правила игры. За каждую строчку, которую вы напишете, – и постарайтесь, пожалуйста, писать разборчиво и аккуратно, – вы получите право подсказать вашей драгоценной супруге, в каком направлении ей шагать. Но осторожно: некоторые из этих досок уже насквозь прогнили… Они не выдержат ее веса. Не кажется ли вам, что в некотором роде здесь содержится метафора брачного союза? Так что наша авантюра получает немного соли или, скорее, пикантности. Давайте, Виравольта! Вам Безумие, ей Любовь! Удастся ли вам перевести ее на другую сторону пропасти?
– Все будет в порядке, – произнесла Анна сдавленным голосом, выдававшим ее волнение.
– А что я от этого выигрываю? – поинтересовался Пьетро.
– Вы меня спрашиваете? Но, Орхидея… Вы выиграете ее жизнь! Вы понимаете? Если вы напишете нашу басню, а она перейдет через пропасть, она будет жить. Что касается вас… Это, конечно, другое дело.
У Пьетро пересохли губы.
«Нет! Только не она! Все, что угодно, только не она».
Перед его взором возник повешенный в грабовой аллее Ландретто. Смерть в том саду… а сейчас они играют с ней, с ней!
«Сохраняй хладнокровие! Умоляю! Не утрать его в этот момент! Слепое Безумие – поводырь Любви!»
– Отпустите ее, – сказал Пьетро. – Она не имеет никакого отношения ко всему этому.
Он вспотел. Стивенс прокашлялся.
– Не говорите
Баснописец поклонился, приложив руку к груди.
– Она первая по порядку в первой книге Лафонтена. Ни одна другая не получила столько комментариев. Ваш дорогой Руссо привел ее как пример того, что, по его мнению, нельзя давать читать детям… В очередной раз ее вариант мы находим у Эзопа.
Пьетро покачал головой…
– Стрекоза появляется в «Баснях», так сказать, только один раз. Она символизирует небрежность, беззаботность, непредусмотрительность. Еще один человеческий недостаток… Но в этой басне множество ошибок! Например, стрекоза неустанно трудится, добывая себе пропитание при помощи своего хоботка. Кроме того, она умирает в конце лета. Поэтому она не может испытывать нужду, когда «зима катит в глаза», не говоря уже о том, что муравей, спящий всю зиму, не в состоянии ее услышать. И наконец, муравьи едят совсем не то, что стрекозы! У баснописцев есть право на фантазии. Так сказать, поэтическое право…
«Но о чем это он?» – думал Пьетро.
– Начнем! – повторил Стивенс.
Он остановился.
– Книга первая, басня первая: «Стрекоза и Муравей». Берите перо, Вира вольта.
Дрожащей рукой Виравольта взял в руки перо.
– Вам повезло, – улыбнулся Стивенс. – Вы собственной рукой подпишете смертный приговор французскому королевству.
Пьетро сдержал улыбку. Перо!
То самое, которое у него отобрали. И чернильница тоже…
Он вспомнил афоризм Августина Марьянна: «Перо сильнее шпаги».
«Августин! Благослови вас Бог», – подумал Виравольта.
Он медленно открутил крышечку чернильницы и обмакнул в нее сухой кончик пера.
Острие кинжала дотронулось до ребра Анны, заставляя ее сделать шаг вперед. Она задрожала. Доска затряслась.
Стивенс начал диктовать:
– Пишите.
Попрыгунья Стрекоза Лето красное пропела; Оглянуться не успела, Как зима катит в глаза.Перо повисло над листом.
Пьетро сделал вдох…
– Вы правы, – проговорил он с недоброй улыбкой на лице.
– В каком смысле? – удивился Стивенс.
– В смысле театральности. И облаков дыма.
И все завертелось.
О взрывающемся пере
Особняк Эрбле
Когда волна взрыва ударила по оконным рамам и стеклам двое в кустах подскочили.
Озадаченный Бомарше повернулся к шевалье:
– Это и есть сигнал?
Д'Эон выглядел совершенно сбитым с толку.
– Что нам делать?
По тревоге по направлению к крыльцу бежало около дюжины часовых, патрулировавших замок. Вдруг какой-то незнакомец на бешеной скорости проскакал через парк. Сзади на шее у него болталась треуголка. Лента, которой был подвязан его шиньон, наполовину распустилась. На нем был плащ без обшивки и с круглым воротником, длинными коричневыми рукавами и карманами с треугольными клапанами. Под плащом был камзол персикового цвета, белые панталоны и блестящие сапоги. Лицо его сияло юностью, отвагой и особенно бесшабашностью. Не спешиваясь, он выхватил шпагу и дерзко направил ее на силуэты врагов; это заставило их бросить факелы. Волосы Козимо Виравольты развевались на ветру. Он кричал, чтобы подбодрить себя.