Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию (Перевод Лосевой Н., Ворониной А.)
Шрифт:
Лошади оцепенели от страха. Они дрожат, склонив головы. Наши лица смертельно бледны и как бы фосфоресцируют, освещенные дьявольским светом. Кажется, земля под ногами заколебалась. Неужели почудилось? Трудно разобраться в ощущениях: мы ослеплены и оглушены.
Но вот все сомнения исчезли: эта атмосферная конвульсия невиданной силы передается недрам. Нас сбивает с ног. Подняться удалось не сразу, ибо землетрясение длилось полминуты.
Едва успели прийти в себя, как ураган вступает в новую фазу. Представьте ливень, мгновенно затопляющий местность, когда почва буквально уходит из-под ног, и вы поймете, сколько воды внезапно обрушилось на лагерь. К счастью, мы находимся на возвышенном месте, в противном случае наверняка погибли бы под водной толщей.
Ураган длится всего одну минуту. Страшное проявление гнева капризного существа, именуемого природой Австралии, прекращается столь же внезапно, как началось. Смолкают раскаты грома, гаснут молнии, рассеиваются тучи, и снова светит солнце…
С радостью встречаем появление дневного светила, поскольку промокли до нитки. Но температура быстро достигает сорока пяти градусов — и одежда моментально просыхает.
Караван вновь трогается в путь, проходит пятьсот — шестьсот метров, и тут в голове колонны раздаются возгласы разочарования. Движение снова прекращается. Что еще случилось?
Робартс, которому не терпится узнать причину остановки, забирается на брезентовый верх повозки, движущейся впереди.
— Ну что там?
— Беда! Дальше дороги нет!
— Как — нет дороги?
— Путь преграждает скала, огромная, как дом. Надо поворачивать обратно.
— Обратно? — переспрашивает сэр Харви. — Легко сказать. Как вы хотите повернуть здесь повозки?
Наши повозки едва не касаются бортами скал слева и справа.
— Дьявол! Мы — в ловушке!
Вдруг появляется высокий канадец, пролезший на четвереньках под экипажами. Он — разведчик.
— Что там такое, Френсис? — Сэр Рид заметно встревожен.
— Мэтр, именно по этой дороге мы прошли утром, но в результате землетрясения произошли сдвиги почвы. Какое несчастье! Лес находится менее чем в двух лье отсюда, и гам есть чистый источник.
— Что вы предлагаете?
— Надо отойти назад.
— Но как это сделать?
— Дышло каждой телеги держится на двух чеках. Я вытащу их и прикреплю его сзади. Распряженные лошади смогут тогда развернуться. Мы вновь их запряжем и запросто вытащим повозки из тупика.
— Браво! — вскричали все хором, услышав такой простой план.
— Благодарю вас, Френсис, — пожал ему руку скваттер. — Ступайте, мой друг, и быстро принимайтесь за работу.
После часа лихорадочного нетерпения трогаемся уже во главе каравана, не ускоряя аллюр лошадей, которые с таким же нетерпением стремятся поскорее выйти из каменистой пустыни. Пройдя менее километра, обнаруживаем место, где можно повернуть направо или налево и наконец выбраться из ловушки, в которой оказались все двадцать человек и сто двадцать лошадей. Радостно обсуждаем перспективу достичь водных источников, свежей травы и деревьев, пусть даже не отбрасывающих тени.
Мисс Мери идет пешком, опираясь на руку своего брата Эдварда, одаряя всех улыбкой. Сириль подошел к Келли, которая не в силах скрыть своей симпатии к моему товарищу. Они оживленно беседуют, и я улавливаю обрывки фраз.
— Ну, конечно, месье… уверяю вас! Об этом знает каждый в Англии…
— О нет, мадемуазель, поверьте, французы не едят это, а только лягушек. То, о чем вы говорите, не водится в наших реках. Не правда ли, месье?
Улыбаюсь, но не отвечаю, предоставив товарищу без помех читать лекцию об амфибиях насмешливой ирландке.
— Эдвард, — обратилась мисс Мери к своему брату, — я надеюсь застать отца живым. Бедный папочка, как он должен страдать!
— Да, милая Мери, мы его разыщем, я тоже надеюсь. Провидение не оставит его своей милостью!
Трогает эта привязанность детей, не ослабевающая перед лицом трудностей. Их надежда порождена твердой верой, заслуживающей благополучного исхода.
— Стоп! — разносится внезапно громкий возглас впереди. И волнение сразу охватывает всех путешественников, которые немедленно останавливаются.
— Мы не можем пройти дальше! — продолжает тот же голос, звучащий, как горн. — Дорога перерезана рвом глубиной более тридцати метров!
Услышав эту новость, дрогнули даже самые мужественные. Мне хочется увидеть, что же там, впереди.
Подхожу к обрыву. Все верно — никаких преувеличений. Ров шириной пятнадцать и глубиной тридцать метров круто уходит вниз. Перебраться через него совершенно невозможно. Некоторые скалы разрушены бурей, достигшей здесь, несомненно, максимальной силы. Находись мы тут во время урагана, молнии превратили бы в прах всех нас, наших животных и багаж. Что же касается самой расщелины, то она, конечно, последствие землетрясения.
Положение становится ужасным. Запас воды, несмотря на крайнюю экономию, исчерпан. Арабские чистокровки держались долго, но если остаться в этой раскаленной печи еще на двадцать четыре часа, менее выносливые из них погибнут. И тогда мы пропали!
Что делать? Как поступить? К счастью, перед лицом опасности энергия каждого не только не ослабевает, но, наоборот, возрастает. Это не первый опасный отрезок пути и, вероятно, далеко не последний.
Канадец, человек, кажется, весьма изобретательный, предлагает взобраться на повозку, перебраться с нее на одну из наименее отвесных скал и спуститься с другой стороны. Затем подрыть скалу, собрать все силы и опрокинуть ее в ров, создав таким образом нечто вроде моста.
План принят. Приступаем к реализации его первой части. Однако не успел один из путешественников добраться до вершины глыбы, как тут же прижался к ней животом и поспешно сполз вниз, крикнув:
— Аборигены!
Хорошо, что он ретировался так быстро! Более пятидесяти туземных копий, одновременно ударив в то место, где только что находился скалолаз, отлетели от базальта и упали к его ногам, не причиняя вреда.
Аборигены! Неужели наши недавние гости, решившие после обильного угощения, что белые люди настолько добры, что с удовольствием дадут поджарить и… себя самих?! Вот приблизились две отвратительно гримасничающие физиономии. Ну что ж, тем хуже для них! Бах! Бах! — раздаются выстрелы, и лица исчезают. Туземцы долго вопят, потом наступает тишина.