Десять миллионов Рыжего Опоссума. Через всю Австралию (Перевод Лосевой Н., Ворониной А.)

Буссенар Луи Анри

Двадцать четыре часа проходят спокойно, ухудшения здоровья среди больных тоже не наблюдается. Том отлично за ними ухаживает. Достаточно сказать, что они начали есть, даже тот, у кого оперирована щека. Я не сторонник диеты, особенно для таких молодцов. Они потеряли много крови, и надо поддержать их силы. Диета только затягивает лечение и, следовательно, увеличивает плату врачу, а мне не нужно никакого другого вознаграждения, кроме крепкого рукопожатия друзей.

Но двоих моих пациентов тяготит бездействие. Как лучшие представители армии, они, казалось бы, должны были подавать пример дисциплины. Ничего подобного:

ропщут, хотят встать и готовы рыскать по кустам за дичью. Использую весь свой авторитет, чтобы запретить им подниматься. Сириль ворчит, Робартс также выражает неудовольствие.

— Послушай, — говорит босеронец. — Так дальше невозможно.

— Да-да! — подхватывает Робартс. — Думаете, нам очень весело? Пусть дадут виски, джина и разрешат снова вести нормальную жизнь. Ради Бога, Б., позвольте проехаться верхом.

— Немного терпения, друзья. Вы храбро сражались, а теперь надо умерить пыл.

— Как — умерить? — вскричали они одновременно. — Что значит — умерить пыл? Нам уже вот как хватило спокойствия!

— Потерпите, — настаиваю. — Вы ранены. Еще три дня, и будете делать что хотите. Но пока подчинитесь мне. Иначе, дорогие, пришлю санитаров, которые заставят вас успокоиться.

В двадцати шагах от «полевого госпиталя» сталкиваюсь с девушками, которые приветливо здороваются.

Мисс Мери пожимает мне руку, как принято у англичан.

— А вы, мисс Келли, — поворачиваюсь к хорошенькой ирландке, — не хотите поздороваться со мной за руку?

— Но, месье…

— Признайтесь, вы на меня сердитесь.

— Я? Почему?

— Очевидно, считаете, что я не излечиваю достаточно быстро кое-кого, кто тоже полагает, будто время тянется слишком долго, и отчаянно скучает.

— О, месье! Если бы я смела…

— Что бы вы тогда сделали, мисс?

— Попросила бы у вас и мисс Мери разрешения пройти ненадолго к этим джентльменам.

— Я не только разрешаю тебе, дорогая Келли, но и хочу спросить месье Б., не можем ли мы обе, не утомляя раненых, побыть там немного.

— Пожалуйста, разрешаю. Это единственный способ удержать больных от безрассудства.

Будучи уверен, что врачебные предписания теперь будут выполняться, иду к повозке, в которой находится мое оружие, беру карабин, охотничьи патроны и, кроме них, четыре боевых. Кто знает, что может случиться! Затем отвязываю Мирадора и зову Тома, который, увидев, что я снаряжен для охоты, делает то же самое.

Уже в течение нескольких дней происходит нечто странное, какая-то чехарда в отношениях. Сириль, продолжая любить меня по-братски, теперь всецело подчиняется Робартсу. Том по-прежнему питает к своему хозяину — майору — фанатичную привязанность, а между тем постоянно ходит за мной по пятам.

Никто и не думает сетовать по этому поводу, ибо все стали как одна семья после пережитых вместе опасностей. Но симпатия особенно сильна между теми, кем владеют одинаковые чувства, и поэтому Робартс и Сириль, два простодушных гиганта с любящими сердцами, стали неразлучны так же, как ваш покорный слуга и Том, туземный неграмотный врачеватель, прирожденный колдун Австралийского континента.

Делаю знак МакКроули, понимающему меня с полуслова, и втроем отправляемся на охоту, вооруженные, однако, как для войны.

— Эй, господа! Куда это вы направились? — окликает нас сэр Рид.

— Собираемся одним выстрелом убить двух голубых журавлей, сэр.

— Выход из лагеря запрещен.

— Но, сэр, мы же не в одиночку.

— Пожалуйста, не возражайте, господа дилетанты. Вы должны получить разрешение на выход и взять с собой четырех человек.

Опускаем головы как провинившиеся школьники. Том пытается спасти положение, приводя свои доводы:

— Мастер, они ушел, далеко, назад, еще солнце.

— Ты с ума сошел, старина. Аборигены, возможно, находятся в ста шагах. Так что компания побольше вам не помешает, не так ли?

— Конечно, сэр.

— Френсис, — позвал скваттер, — сопровождайте этих господ и возьмите с собой еще трех человек.

— С удовольствием, мэтр! — соглашается бесстрашный канадец.

— Месье, — обращается он ко мне, — я счастлив получить возможность поговорить с вами по-французски. Я ведь из Квебека.

— Значит, вы любите Францию? — интересуюсь я, протягивая ему руку, которая исчезает в огромной ладони.

— Да, мосье, — отвечает он по-французски. — Мы там все в душе французы.

— Ну что ж, дорогой соотечественник, на охоту! Еще успеем наговориться.

Менее чем через час оказываемся в земном раю для охотников. Куда ни глянь — мириады [110] птиц со сверкающим как фейерверк оперением. Они улетают от нас, шумно взмахивая крыльями. Стада кенгуру, порой насчитывающие более трехсот особей, удаляются огромными скачками, унося малышей в сумках.

110

Мириады — великое, неисчислимое множество.

Мирадор бегает, вертится, носится, высунув язык, он радостно возбужден.

— Эй, пес, что ты там нашел? Отлично, Мирадор, отлично, умница!

Собака издает глухое рычание, шумно вдыхает воздух. Ее черный нос подрагивает, уши встают и опускаются, как будто слух призывается на помощь обонянию. Значит, здесь прошел зверь. Пес рвется вперед, ускоряя бег…

— Молодец, Мирадор, давай!

Под оглушительные крики попугаев, заинтригованный, продвигаюсь шаг за шагом, держа палец на курке. И вот меня настигает волна воздуха, пропитанная характерным запахом зверя, похожим на запах лисицы, только более резкий, ближе к запаху представителей фауны, именуемых вонючками.

Вскоре Мирадор загоняет какое-то существо в заросли гелиотропов. Оно бьется и хрипит, чувствуя свой конец, бросается вперед, потом отступает назад. Мне это начинает надоедать.

— Пиль, Мирадор, пиль! — приказываю я.

Собака делает рывок. Следуем за ней, но, к нашему удивлению, Мирадор вдруг останавливается и начинает с остервенением лаять на удивительное животное величиной с кошку, которое то прыгает, как жаба, то ползет, как летучая мышь [111] .

111

Речь идет о скунсах — млекопитающих семейства куньих. Защищаются, выбрызгивая выделения с отвратительным запахом. Обитают в лесах и прериях Северной Америки.