Дети большого дома
Шрифт:
— Это похоже на бой, Шура. Весь город грохочет.
— Значит, наши! — воскликнула девушка, пытаясь подавить дрожь. — Неужели пришли уже?
Она направилась к двери. Мать удержала ее:
— Нельзя, не смей выходить!
Шура обняла мать:
— Мамочка!
— Потерпи, Шура… милая…
Комнату тряхнуло, зазвенели стекла. Мать и дочь непроизвольно бросились на пол. Проснулся Миша и с плачем стал звать мать:
— Ма-ма, мама!
Вслед за взрывом раздались крики и стоны. Это были гитлеровцы. Ясно слышались слова: «Майн готт, майн готт!» Голоса доносились со двора Ивчуков. Снова прогремели автоматные очереди,
Теперь стрельба и крики слышались на дальних улицах.
Сквозь тряпье, завешивающее окна, стал пробиваться свет. Мать начала одевать мальчика, успокаивала его, но Мишенька, напуганный непонятным грохотом, продолжал плакать.
Стрельба снова приблизилась, начавшийся переполох не утихал.
Заметив, что мать, занявшись ребенком, забыла о ней, Шура приоткрыла дверь и проскользнула во двор.
Улица была пустынна, но стрельба слышалась совсем близко. «Неужели город останется у них, неужели оттеснят наших?» — повторяла Шура, дрожа от сознания своего бессилия. Она стала подниматься вверх по улице, в том направлении, откуда доносилась стрельба, не отдавая себе отчета, куда и зачем идет. Ужас сменился каким-то большим и горячим чувством. Вокруг никого, кроме нее, не было, но она знала, что немного погодя, а может быть, и сейчас, сию же минуту, увидит то великое и торжественное, что потянуло ее из дому, заставило выйти на улицу, что давало силу ее ногам, священной дрожью охватывало сердце.
И вдруг она увидела: по улице в ее сторону бежали гитлеровцы в незастегнутых зеленых шинелях, без автоматов. Шура услыхала странный свист. Гитлеровцы приближались. Растерявшись, девушка вдруг сорвалась с места и помчалась обратно так скоро, как только позволяли ноги. У самого уха раздавался все тот же свист. Шура уже понимала, что это пули, и бежала, бежала не останавливаясь. Вот и ворота их дома. Задыхаясь, она вбежала во двор, поднялась на крыльцо и, обхватив руками столб, обернулась, чтобы посмотреть на улицу. Но в эту минуту в ворота ворвались те самые солдаты, что бежали ей навстречу, а за ними белые фигуры с темневшими в руках автоматами. Еще в самых воротах они вскинули автоматы, как будто целясь в Шуру. Девушка затаила дыхание; пули словно впивались ей в грудь. Но нет, она как будто жива, вое еще стоит, обняв столб. А на дворе возле ступенек упали трое в зеленых шинелях. Но вот один из одетых в белое людей сделал несколько шагов вперед и выпустил еще одну очередь по пытавшемуся подняться с земли человеку в зеленой шинели. Шура смотрела, ничего не видя. Показалось, что человек в белом халате смотрит на нее и улыбается. Но это продолжалось лишь один миг. Человек в белом халате крикнул:
— Идите домой, Шура, сейчас же уходите!
Шура поняла, что эти слова относились к ней, когда кричавший и его товарищи были уже далеко. А перед ступеньками во дворе остались лежать трое: один на спине, двое других — уткнувшись в снег лицом.
Шура стояла неподвижно, словно в столбняке, была не в силах оторвать взгляд от этого страшного зрелища. В ушах еще звучали слова советского бойца: «Идите домой, Шура, сейчас же уходите!»
Из других кварталов доносились одиночные выстрелы. Значит, бой кончался. Ей довелось видеть лишь кусочек его.
— Мама! — позвала она, удивившись своему странно зазвеневшему голосу. — Мама, выходи!
Мать выбежала на крыльцо. Лицо ее было искажено страхом.
— Ох, Шурочка, цела, невредима?!
— Смотри! —
— Что это такое? Ой, да там убитые!
Улицы уже заполнились жителями. Мальчишки свистели, подзывая друг друга, раздавались и голоса взрослых:
— Митя, иди домой… Митя! Вот наказание!
Это старуха Бабенко звала своего озорного внука.
Шура оставила мать и снова помчалась на улицу. Девушки и подростки, окликая друг друга, бежали в сторону «Мельниц», к березовой роще. Ясно было, что события переместились в ту сторону. Выйдя на окраину города, молодежь остановилась. Двое бойцов с автоматами перерезали им дорогу:
— Вы куда? А ну-ка, марш в город!
Но никто не повернул обратно. Все глядели на бойцов, в сторону поля и рощи — и ничего не могли разглядеть, кроме орудий, которые, зарывшись колесами в снег, вытянули стволы в сторону Донца. Стоявшие вокруг них люди в белых халатах, казавшиеся мальчишкам богатырями, смотрели в бинокли в ту же сторону.
— Марш в город! — повторил боец-автоматчик.
Группа попятилась назад. В этот момент внезапно загрохотали пушки. Ребята видели, как из орудий вырываются языки белого пламени, как сотрясаются орудия после каждого выстрела, как откатываются назад и как колеса снова входят в углубления, образовавшиеся на снегу. Было видно, как бойцы загоняют все новые снаряды, и опять грохочут пушки, выбрасывая огненные языки.
— Смотрите, где они рвутся… За рощей, возле Прилипки!
— А дым-то какой черный поднимается, смотрите!
Гром пушек нарастал.
— Самолеты, самолеты! — крикнул один из бойцов.
Бомбардировщики противника спикировали на батарею. Послышался пронзительный вой и затем глухие взрывы. День как будто померк, перед глазами поплыли черные тени, с неба посыпались комья земли и снега.
— Куда вы бежите, ложитесь на землю! А ну, ложись!
Это был все тот же боец, который недавно велел ребятам возвращаться в город. Шура услышала его голос, но не разобрала слов. Все побежали к городу. Бежала и она. Снова раздался пронзительный вой, снова задрожала земля. Кто-то словно поднял Шуру с земли и с силой швырнул в черную пропасть.
…Открыв глаза, Шура увидела склоненное над собой лицо незнакомой девушки. Где она находится и кто эта девушка в военной форме? Сознание постепенно возвращалось к ней. Окружающие вещи и предметы стали на свои места, краски прояснились. На противоположной стене вырисовывались фотографии отца и матери, снятых вместе. Это их дом. Но кто же эта девушка и почему не видно матери?
— Воды! — прошептала Шура.
Девушка, взяв с табуретки около кровати стакан, поднесла к ее губам. Шура пила с жадностью, но девушка, не дав ей допить, отняла стакан.
— Не пейте много, нехорошо.
Показалось лицо матери, потом ей улыбнулся Коля, стоявший рядом с каким-то бойцом, у. которого было маленькое лицо, нос с горбинкой и добрые улыбчивые глаза. Все молча стояли у ее изголовья.
— Как ты себя чувствуешь, Шурочка?
Это спрашивает мать. Шура взяла ее руку, прижалась к ней.
— Мама…
Проснувшись вечером, Шура уже отчетливо все вспомнила. Она теперь знала, что ранена во время бомбежки, что оперировал ее военный врач по фамилии Ляшко, а ухаживает за ней девушка — армянка, санитарка из Колиного полка. Снова приходил Коля со своим товарищем, у которого был такой пристальный взгляд.