Дети большого дома
Шрифт:
— Так вы из Еревана? — спросил старик.
Тигран подтвердил: да, он из Еревана.
— И семья там, жена, дети, мать? спросила старуха.
— Там и мать, и жена, и ребенок; в первый день войны у меня родился сынишка.
— Что вы говорите?! — воскликнула старуха. — Вот тебе раз… в самый день войны… И вы должны были его оставить?
— Да, так получилось.
— Вот беда-то!
— Какая там беда, Дмитриевна, — вмешался старик, — не начинай ты свои причитания! Он пришел защищать родину — значит и свою семью.
Сердито посмотрев на мужа, старуха возразила:
— А что же такое война, если не беда? Не свадьба
— Не свадьба, не беда. Нагрянула она — значит воевать надо без нытья и ропота.
Молодая женщина, сновавшая из кухни в комнату и обратно, засмеялась:
— Опять заспорили, папа?
— Матери своей скажи, она всегда зачинщица, — ответил старик и обратился к Аршакяну: — И в старое время в русской армии много армян служило, были среди них офицеры и даже генералы.
— Да, и с очень давних пор, — подтвердил Тигран. — Еще в войну с Наполеоном в кутузовской армии служили армяне. Кавалерийский офицер, впоследствии известный генерал Мадатов был армянином.
— Мадатов? — переспросил старик. — Этого я не знал.
— Армяне еще во времена Киевской Руси поддерживали сношения с русскими, — продолжал Аршакян.
— Да что вы говорите! — удивился Бабенко.
Видя искренний интерес хозяина дома, Тигран рассказал ему о том, как еще в 1009 году киевские князья пригласили армян совместно воевать против польского короля Болеслава. Припомнил и другие факты. В 1060 году с киевским князем Изяславом выступило против половцев двадцатитысячное войско армян, прибывшее из тогдашней столицы Армении, города Ани. Летописцы отзываются об армянах с похвалой. Киевское государство одаряет их многими привилегиями. В армянских летописях имеется множество сведений такого рода. В двенадцатом веке папа римский всеми силами старался внедрить в Армении католичество, чтобы Восток, в политическом и экономическом отношении подпал под влияние Запада. Против армян начались гонения, так как они яростно сопротивлялись этой политике. Один из наиболее просвещенных людей этого времени, по имени Григор Тутеворди, советовал правителям Армении обратиться за помощью к России, к «христианством славному народу русскому»… Летописцы называют русский народ «народом непобедимым и добрым, могучим и ясномыслящим».
Старик напряженно слушал Аршакяна.
— Ну и замечательные вещи рассказываете вы, молодой человек! Чрезвычайно интересные…
Усталость Тиграна словно рукой сняло. Он говорил не потому, что не хотел оставить без ответа слова старика, а потому, что увлекся и сам.
Олесь Бабенко, прищурив глаза, с интересом разглядывал гостя, жадно ловя каждое его слово.
— Армянский народ был численно мал, но умел выбирать друзей, и сердце его не обманывало. Еще Петр и Екатерина принимали армянских послов, просивших русское государство освободить Армению от турецкого и персидского ига!
— Вот оно что, — удивился старик. — Сколько мы еще не знаем… А вы чем занимались до войны?
— Я окончил исторический факультет Ереванского университета и был лектором.
— Понятно, теперь понимаю, — кивнул старик, разглаживая усы. — А я был директором краеведческого музея Вовчи и тоже интересовался историей. Моя фамилия Бабенко, Олесь Григорьевич Бабенко. Старика Бабенко каждый знает. Очень рад, что лейтенант вас ко мне привел! Да, да… Ваш народ много страданий перенес. Помнится, в пору моей молодости в газетах то и дело писали о зверствах турецкого султана Гамида. Его называли «Кровавым
Принесли горячее молоко и черный хлеб. Тигран съел кусок хлеба, выпил молоко и, поблагодарив хозяек, вернулся на диван.
— Ну, хватит, старый, дай гостю уснуть, — сказала Улита Дмитриевна.
— Он устал, папа, — прибавила дочь.
В ее словах слышался мягкий укор и намек на многословие отца.
— А я разве мешаю? Что вы на меня накинулись? — запротестовал старик. — Вижу, против меня блок организовался!
Постлали на диване, и Тигран улегся. Хозяева ушли в другую комнату. Чувствовалось, что старый Олесь Григорьевич с сожалением расстается с гостем.
— Спите, спите, отдыхайте! — сказал он, в последний раз отеческим взором окинул Тиграна и прикрыл дверь.
С этого вечера между Аршакяном и Бабенко завязалась теплая дружба. Каждый раз, возвращаясь из полков, Тигран, в каком бы часу ночи это ни было, стучался к нему. Олесь Григорьевич, Улита Дмитриевна, Надежда Олесьевна и в особенности сын ее Митя, мальчик лет одиннадцати — двенадцати, встречали Тиграна, как родного человека, за которого в его отсутствие сильно тревожились.
Митя прямо боготворил Тиграна. Он бросался ему на шею, сейчас же завладевал портупеей. Когда Тигран бывал в полках, Митя терпеливо ждал его возвращения, иногда засиживаясь до поздней ночи.
— Слишком уж балуете вы его! — ласково говорила Тиграну Улита Дмитриевна. Однако было заметно, что старуха радуется дружбе Тиграна с внуком. «Пусть берет пример с такого человека», — думала она.
Надежда Олесьевна часто принимала участие в беседах отца с Тиграном. Муж ее, прославленный летчик, командир эскадрильи, был на фронте с первых же дней войны. Уже давно от него перестали приходить письма. В первую же неделю войны Надежда Олесьевна с Митей перебрались из Харькова к отцу. Чувствовалось, что старый Бабенко очень любил зятя. Когда речь заходила о нем, Олесь Григорьевич не скупился на похвалы. Молодая женщина редко упоминала о муже, но когда о нем говорил отец, была не в силах скрыть волнение.
Тигран относился к ней с уважением и никогда не задевал чувств любящей женщины неосторожным словом. Сперва его смущала заботливость Надежды Олесьевны, потом он освоился с этим.
Проходили дни и недели, а линия фронта на этом участке оставалась неизменной. Город каждый день слышал артиллерийскую перестрелку. Было несколько бомбежек, не причинивших особого вреда.
Приблизительно раз в неделю Аршакян появлялся в семье Бабенко. В последние свои приходы он заставал старика за письменным столом, сосредоточенно записывающим что-то.
Однажды Митя с таинственным видом сообщил Аршакяну на ухо:
— А дед историю пишет, историю нашей Вовчи!
Надежда Олесьевна подтвердила слова сына. В тот же вечер старик Бабенко попросил Аршакяна ознакомиться с его рукописью и решить, стоит ее продолжать или нет.
Тигран согласился и ночью при свете керосиновой лампы засел за рукопись. «Краткая летопись города Вовчи» была не научным трудом, а наивным описанием событий, случившихся в этом городе в разное время.