Дети большого дома
Шрифт:
Плащ-палатка, завешивающая дверь землянки, отодвинулась, вошел Бурденко, нарушив молчание радостными восклицаниями. Оправившись от раны, он вернулся в свой полк.
— Вот и я, други! — весело крикнул он.
Микола облапил и поднял в воздух Ираклия, стукнув его головой о низенький потолок землянки, потом стал тискать в объятиях и других.
— Вот и встретились! Словно целый год не видались. Наконец домой добрался!
Он толкнул в грудь Арсена.
— Соскучился по тебе, черт усатый! Ишь ты, еще длиннее усы отрастил!
— Ну как,
— Целиком и полностью, уместно и своевременно, как пишется в резолюциях! Там, в санбате, есть один доктор — хохол, этакий долговязый сухарь. Разговаривает раз в неделю. Мертвых умеет оживлять. Он там главным хирургом. Всем советую: коли придется в санбат идти, к нему проситесь, — на славу вылечит, в этих делах он мастер первой руки.
Вновь откинулась дверь землянки, и вошли комиссар полка Микаберидзе и политрук роты. Все бойцы встали. Комиссар приказал им сесть и сам, придвинув чурбак, уселся у печки.
— Пришли к вам погреться…
Началась беседа: что пишут из дому, каковы дела в соседнем полку, каковы намерения фашистов на этом участке фронта. Потом комиссар, как бы случайно вспомнив, предложил политруку прочесть сегодняшнее сообщение Информбюро. Политрук достал из сумки помятый номер дивизионной газеты и начал читать:
— В течение вчерашнего дня наши войска вели бои на всех фронтах. Особенно ожесточенные бои имели место на Крымском, Можайском и Калининском участках фронта. Вчера в районе Москвы было сбито одиннадцать немецких самолетов.
— Видите, товарищи, везде идут сильные бои, только мы пока отдыхаем. Не по совести это, верно?
— Сколько же их над Москвой летало, если одиннадцать сбили? — нахмурился Гамидов.
— Значит, много летало, — ответил комиссар. — На нашу столицу бомбы сыплются, а мы здесь в землянке у печи греемся. Так нельзя, товарищи. Что из того, что нет еще приказа сегодня же перейти в наступление? Не должны же мы сидеть и спокойно слушать сводку Информбюро о том, как другие дерутся на Крымском, Можайском, Калининском направлениях, да как летят на Москву фашистские самолеты? Что же, так и позволить фашистам сидеть в хуторах под самым носом у нас?!
Микола пробормотал:
— Да мы приказа ждем, товарищ комиссар. Прикажете — сделаем, что надо.
— Ясное дело, так и будет, конечно! — согласился комиссар. — Но сегодня другое требуется. Нужна разведка. И вот командир полка и я решили послать на разведку в окрестности Вовчи тех бойцов, которые сами изъявят желание. Задание они получат у командира батальона.
— Мы пойдем всем взводом! — вскочил Ираклий.
— Это же добровольно, пусть каждый за себя скажет. Уполномочили они тебя, что ли?
— Я пойду! — воскликнул Бурденко.
— И я! — поднялся Гамидов.
— Я! — повторил Мусраилов.
— Я! — сдержанным басом отозвался Арсен Тоноян.
Комиссар переводил взгляд на каждого нового добровольца.
— И я пойду, — встал Аргам.
— Я!
— И я! — один за другим откликался
— Так и получается, — отметил комиссар. — Значит, и правда вызвались всем взводом! А кого пошлют — решит командир полка. Эта разведка поможет многое выяснить…
На дворе трещал мороз. Свистел и буйствовал ветер, кружа над землянками снеговые вихри.
XXVI
Уже четвертый день дивизия генерала Яснополянского и ее соседи не вели боев с противником.
О намерениях неприятеля и о расположении его войск точных сведений не имелось. Необходимо было во что бы то ни стало выяснить, сколько времени противник намерен продлить эту передышку. Если он переходит на долговременную оборону, намереваясь по возможности спокойнее перезимовать, то нельзя дать ему наладить оборону. Если даже не будет приказа о контрнаступлении, нужно организовать «бои местного значения», чтобы выбить его из теплых деревень на морозные российские просторы.
Группа бойцов из батальона Юрченко во вторую ночь снова отправилась на разведку в сторону города Вовчи. На этот раз пошел с разведчиками и боец комендантского взвода Николай Ивчук, уроженец этого города.
Возвратившись, разведчики подтвердили донесения предыдущего дня. Гитлеровцы укрепились на западном берегу Северного Донца и не намерены идти вперед; лишь несколько отрядов разместились по деревням на этом берегу да около батальона — в самой Вовче. Военная охрана города слаба, имеются лишь одна минометная да одна артиллерийская батареи и несколько пулеметов. Фашисты объявили населению, что Красная Армия больше не вернется. Многие из них, повидимому, и сами убеждены в том, что со стороны русских не последует контрнаступления.
Трое разведчиков несколько часов подряд оставались у родных Ивчука и принесли подробные сведения о расположении огневых средств как батальона, так и комендантской роты врага, расквартированных в городе. Сестра Ивчука, комсомолка Шура, обещала на следующий день уточнить все сведения и в письменном виде передать их разведчикам. Вечером Ивчук, Каро Хачикян и Ираклий Микаберидзе снова отправились в Вовчу, а полк подтянулся поближе к городу. В полночь разведчики вернулись, принеся с собой двенадцать листочков бумаги, мелко исписанных рукой Шуры. Майор Дементьев стал их читать, приговаривая по привычке:
— Вот и хорошо, красиво!..
Микаберидзе и Аршакян улыбаясь переглядывались. Кончив читать, командир полка огляделся.
— Красиво, а? Что скажете, молодцы?
Разведчики смущенно заулыбались.
— Очень даже красивая, товарищ майор! — с готовностью откликнулся Ираклий. — И очень умная девушка!
— Какая девушка?
— Да Шура Ивчук, та, что записала эти сведения. А вы разве не о ней спрашивали, товарищ майор?
— Ах, Шура Ивчук, оказывается, и красива! Ну что ж, очень хорошо, что красива. А я говорю: написала толково, хороший из нее разведчик получился бы.