Дети большого дома
Шрифт:
Эта снисходительность утвердилась у нее особенно после чистосердечного признания Шарояна.
— Каждый раз, как увижу тебя, сестрица, со стыда готов провалиться сквозь землю… Болваном был, настоящим болваном, — не раз признавался он Анник. — Братом постараюсь быть тебе, чтобы искупить вину. Уж прости меня…
Сархошев угостил каждого бойца стаканчиком вина. Выпив поднесенный стакан, бойцы отходили. Лишь Шарояна командир удержал рядом с собой, да заставил спуститься с нар и присоединиться к ним Анник.
Несмотря на уговоры Сархошева и его жены, Анник
— Молодец он у меня! С ним и в аду не пропадешь. Фашистов живьем глотать будет!
Меликян разглядывал Бено, сам не умея еще определить — нравится ему парень или нет.
— Ты где работал до призыва? — спросил он Бено.
— В цирке на саксофоне играл.
— Попросту говоря — зурнач?
— Ну, хотя бы «и зурнач! — отозвался Сархошев. — Не мешает и это. А вы, Зулалян, выпили бы хоть маленький стаканчик. Девушка вы красивая, слов нет, но раз стали солдатом, нужно привыкать и к выпивке!
— Не могу. Честное слово, я не пью, — отказалась Анник.
— И очень хорошо делаешь, что не пьешь, совсем это не нужно! — одобрил Меликян, с отеческой лаской глядя на молоденькую, красневшую девушку. — Я и твоего отца знаю: с таким поговоришь, и сам словно лучше становишься. Молодец, дочка, не пей!
Клара Сархошева была довольна. Вот вернется она в город, расскажет всем, как до самого Тбилиси ехала с мужем и его ротой в одном вагоне! Она даже старалась выглядеть более веселой, чем была на самом деле, чтобы никто не подумал, что она принадлежит к числу тех женщин, которые вздохами и слезами провожают в дорогу своих мужей. Вот хотя бы жена Аршакяна — ведь еле сдерживалась, чтоб не расплакаться!
Кларе приятны были направленные на нее взгляды бойцов. Она гляделась в зеркальце, подкрашивала губы темнокрасной помадой, заправляла локончики за уши. На Анник она смотрела с явной жалостью. И зачем такой хорошенькой, нежной девушке идти на фронт? Дурнушки идут на это, чтобы пробить себе дорогу, занять место в обществе. Ну, а этой девочке к чему было поступать в армию?
И, не удержавшись, Сархошева проговорила:
— Я жалею вас, Анник. Разве ваше дело война?! Да захоти вы — наркомов бы с ума сводили!
Анник оскорбленно взглянула на нее.
— Мы, как видно, разные люди, — сдержанно ответила она, — и друг друга не поймем.
— Да что тут непонятного, скажите, пожалуйста?
Бойцы равнодушно слушали беседу двух женщин, не глядя в сторону закусывающих. Анник казалось, что своим поведением она изменила им. Ей не терпелось поскорее отойти от стола, присесть рядом с бойцами. Пусть не думают, что она собирается использовать благожелательное отношение командира, быть на каком-то особом счету. Она собиралась уже встать, как вдруг в вагон поднялись комиссар полка Микаберидзе и старший политрук Аршакян.
Меликян и Сархошев стремительно вскочили с мест,
— Сидите, — махнул рукой Микаберидзе. — Вы же обедаете.
Клара с любопытством смотрела на эту сцену и в особенности на мужа: Партев всегда казался ей независимым человеком, а теперь — поглядите-ка! — вытянулся перед Аршакяном. Скажите пожалуйста, какой большой человек! И его жену Клара видела — обыкновенная женщина, ничего особенного.
— Товарищ комиссар, прошу вас присесть, пообедать с нами, — предложил Сархошев.
— Правильнее было бы сказать, что вы пьете, а не обедаете, — хмуро проговорил Аршакян.
— Решили весело ехать на войну! — заявил Сархошев. — Я всегда был таким, таким и останусь: не теряюсь ни при каких обстоятельствах!
— Веселый у вас характер, — иронически заметил Шалва Микаберидзе.
— Да. Если военный встречает опасность со страхом— это нехорошо.
Тигран взглянул на Клару, давно ждавшую, чтоб на нее обратили внимание. Она кокетливо улыбнулась, протянула руку:
— Позвольте познакомиться, товарищ Тигран. Я почти знакома с вами, но так, заочно. А сегодня познакомилась с вашей женой и матерью. Очень рада! Прелестная у вас жена, прелестная!
Тигран слегка коснулся протянутой ему руки. Это Кларе показалось странным: мужчина должен крепко пожимать протянутую ему руку, чтоб доказать свою мужественность. И такой изнеженный интеллигент собирается воевать с фашистами?!
— Очень рада, очень! — повторила она. — Теперь мы постоянно будем встречаться с вашей женой и вместе станем поджидать писем от вас и от Партева.
— А где ваш политрук? — спросил Микаберидзе.
Выяснилось, что политрук пошел в соседний вагон.
Комиссар приказал вызвать его.
— A-а, Зулалян, и вы здесь? — заметив Анник, спросил Тигран.
Анник подошла к нему.
— Ну, как вам нравится университет жизни? — спросил Аршакян свою бывшую студентку.
— Очень нравится, товарищ старший политрук!
Снаружи донесся голос бойца, остановившегося перед дверями вагона:
— Разрешите обратиться, товарищ комиссар. Командир полка просит к себе вас и товарища старшего политрука!
Голос бойца заставил Анник вздрогнуть.
Перед вагоном, выпрямившись и откинув голову, стоял Каро. Его глаза остро поблескивали из-под косых монгольских бровей.
Каро увидел Анник и стоявшего рядом с нею Бено Шарояна. В первую минуту взгляд его выразил только изумление, но потом в нем мелькнуло что-то странное.
Шароян и сам, повидимому, почувствовал что-то неладное и поспешил отойти вглубь вагона.
Анник заметила, какое впечатление на Каро произвело появление Шарояна, и сердце у нее сжалось. Видно было, что Каро рассердился на нее, что он недоволен соседством Бено. Эти парни всегда чересчур недоверчивы и щепетильны…
Комиссар и старший политрук стали беседовать с бойцами и санитарами. Анник слышала все, что говорилось вокруг, даже машинально улыбнулась раз или два, потому что все кругом улыбались. Но мысли ее были далеко.