Дети Ченковой
Шрифт:
Ергуш сорвал несколько цветков и, весело напевая, вернулся домой. А там пришли Штево и Нацко, ждали его на дворе у кроличьих клеток.
— У меня уже много ангелов и солдат, — сказал Нацко, ударив себя по карману. — Можно сделать вертеп.
— А я говорю, — добавил Штево Фашанга, — что Котел еще замерзший и там висят большие сосульки. Давайте прилепим ангелов, красивый будет вертеп.
— Ладно, — сказал Ергуш.
Он взял в сарае топор, и они пошли к Котлу.
Водопад действительно еще не растаял. Там висели огромные сосульки,
— А я знаю, что мы сделаем! — с таинственным видом сказал вдруг Ергуш. — Отколем льдину и спустимся на ней по течению! Чур, я первый!
Лед сохранился только над Котлом. Отток был уже свободен от льда. Мальчики откололи кусок льда с самого краю. Ергуш прыгнул на льдину, и вода понесла его.
— Прощайте! — весело крикнул он, махая шапкой. — Еду в Америку!
Нацко и Штево с завистью посмотрели ему вслед, скорей откололи льдину побольше и поплыли следом. Нацко кричал — боялся.
Ергуш был уже далеко, на быстрой воде. Вот льдина его наткнулась на корягу, Ергуш поскользнулся. Схватился за ветки вербы, выскочил на берег, только ноги замочил. Вторая льдина разломалась, Штево и Нацко свалились в воду. Пронзительно крича, они поскорей выбрались на берег.
— Давайте еще раз! — звал их Ергуш.
Спустились на льдинах еще раз и еще два раза.
К вечеру небо очистилось, подморозило. Мокрые башмаки и штаны замерзли, стали твердые, как рог.
— Только, чур, не говорить, что мы делали, — сказал Штево. — Пора домой, вода совсем уже черная.
Ангелы и солдаты остались в ледяном вертепе — усатые, забытые, брошенные. Все целились друг в друга из длинных ружей.
КАК РАСШИРИЛИ МОСТКИ
Зима собиралась уходить. И на прощание захотела показать себя во всей красе. Сначала потемнело небо, как будто солнце погасло. Потом начали падать хлопья снега, большие, как шапка. Падали с вечера до утра. От забора остались одни верхушки кольев. Деревья стали белые-белые. Длинные полосы снега налипли на телефонные провода; провода низко прогнулись от этой тяжести.
Утром проросли сквозь облака солнечные лучи, похожие на длинные-предлинные соломины. Синицы затенькали: «Тень-плетень, тень-плетень…» Одна заводила в саду, другая откликалась в ольхах на берегу Ольховки. Одна перестанет — вторая начнет. А третья, где-то уже за Катреной, закончит тоненько-тоненько.
Снег облеплял ноги, ботинки промокали. Шли в город женщины с корзинками, с трудом вытаскивали ноги из мокрого снега. Длинные юбки — чтоб не замочить — подоткнули за пояс. Шли сгорбившись, тяжело было идти.
Вдоль канавки, по которой текла «теплица», журчала вода. Стекала в канавку тонкими струйками со всех сторон. Прилетели дрозды, поковырялись
А это Ергуш взбежал на мостки. Встал, посмотрел на дорогу, на поля, на ручейки и деревья. Потом бегом вернулся во двор, постучал в окошко кухни:
— Рудко, выходи! Давай играть!
Рудко вышел, ясно улыбаясь.
Ергуш принес из сарая две лопаты. Рудко дал ту, что поменьше, сам взял большую и сказал:
— Уберем снег со двора, и будет у нас лето. Земля высохнет, будем играть в пуговки.
Рудко вытер нос рукавом, схватил лопату и начал возить ею по снегу. Сопел, живот выпятил; работа у него не спорилась.
— Не можешь, — сказал Ергуш. — Ты еще маленький. Смотри, вот как надо!
Ергуш подхватывал снег на лопату, перебрасывал через забор. Рудко попробовал делать также, но не достал до забора. Тогда он вышел за калитку и стал сбрасывать снег с мостков в канавку.
Когда Ергуш добрался до мостков, время уже близилось к полудню. Из города потянулись женщины с корзинками. Иногда их догоняли сани или повозки с плетеными кузовами, тогда женщины, чтоб не отступать в глубокие сугробы, пускались бегом впереди саней, отыскивая в сторонке утоптанное местечко.
Ергуш смотрел, как они бегут вверх по дороге. Смеялся.
— Надо расширить мостки, — сказал он брату. — Больше поместится.
И он стал помогать Рудко сваливать снег с мостков в канаву.
Канава заполнилась, мостки казались шире. Мальчики носили снег со двора, засыпали канавку; сровняли снег с мостками.
— Вон идут женщины, и сани за ними. Уйдем! — Ергуш схватил Рудко за руку, втащил во двор.
Женщины бежали впереди саней. Подбежали к мосткам, встали на них, обернулись к саням — может, кучер знакомый, позовет подвезти. Шаг в сторону, шаг назад — и сейчас же крик: две женщины провалились на поддельных мостках! Только две темные дыры остались после них в снегу.
— Пойдем в сарай! — тащил Ергуш брата за руку.
— Ах ты безобразник! Ах оголец бессовестный! Да как тебя господь бог терпит! — бранились женщины, помогая двум подружкам выбраться из канавы.
Вышла на крыльцо мама Ергуша — посмотреть, что случилось.
— Ох и разбойник у вас сын! — тонким голосом закричала одна старушка. — Лучше надо воспитывать!..
Они ушли, мостки опустели.
Мама взошла на них, осмотрела, покачала головой. Потом подошла к сараю, заглянула туда и тихо, серьезно сказала:
— Плохо ты сделал, Ергуш. Старых людей не уважаешь. И вернулась на кухню.
Ергуш сразу перестал смеяться. Опечалился. Пробрался он в кухню — виноватый и молчаливый. Смешно ему было и грустно. Хотелось и плакать и смеяться. Что-то давило его. Чтоб наказать себя, он весь день просидел в углу и не обедал.