Дети черного озера

Бьюкенен Кэти Мари

— Я тут смастерил для тебя кое-что, — заговорил Молодой Кузнец. Он раскрыл ладонь, и она увидела кожаный сверток размером с крупный каштан.

Кузнец, мастеровитый ремесленник, — и одаривает крестьянку в такой особенный день?

Она взяла сверток, развернула кожу, и в горсть ей скользнул сверкающий серебряный амулет на шнурке из сухожилия. Набожа провела пальцем по выпуклой детали в центре, там, откуда расходились лучи креста Матери-Земли. Потрогала внешний круг. Как ему удалось сотворить все эти витые усики, тонкие и затейливые, как лист папоротника, как паучья сеть, как стрекозиное крылышко? Нигде в окружающем мире — ни на прогалине, ни в лесу, ни на болоте — не видала она более искусного творения. И никогда

бы не подумала, что кто-то кроме Матери-Земли способен сотворить подобную красоту. Амулет был невелик по размеру, но весьма ощутим по весу.

— Молодой Кузнец, — прошептала Набожа, подняв к юноше лицо, — это прекрасно.

Он не отвел взгляда, и ее окатило жаром.

Выигрывая время, она привычным жестом тронула пальцами губы, землю. Неужели он последовал за ней в лес, чтобы отдать амулет? Но отчего было не подождать начала праздника? Или Молодой Кузнец опасался, что его подарок отвергнут? Разве может такой мастер быть настолько неуверенным в себе? Ей очень хотелось признаться, что она даже не мечтала о подобном совершенстве. И в самом деле, амулет словно наполнял благодатью и переносил в другой мир. Но затем ей подумалось, что Молодой Кузнец, возможно, стыдится своих чувств к крестьянке и ему несносна мысль о том, чтобы вручить ей подарок прилюдно. Но если так, зачем вообще дарить амулет ей? Отчего бы не отдать его Рыжаве — красе клана Охотников, второго после Кузнецов по важности на Черном озере? Рыжаве с молочно-белой кожей и волосами, сияющими ярче солнца и манящими пуще пламени. Рыжаве с вечно сытым животом, заботливым отцом и бесконечными возможностями привлечь расположение богов. Это ей на прошлом празднике Очищения один из братьев-Плотников подарил гребень, сработанный из ясеня и украшенный выжженным узором из прихотливо изогнутых листьев папоротника. Однако Ры-жава не приняла гребень, зато взяла в привычку околачиваться у кузни: поглядывая на Молодого Кузнеца, она смеялась, запрокидывая голову и выставляя напоказ шею.

Набожа стиснула в пальцах блестящий серебряный крест. Она заслужила амулет куда больше Рыжавы. Той не было дела до чудодейственных корней, листьев и цветков Матери-Земли. Не раз Набожа замечала, как Рыжава, наклонясь отдать дань почтения, даже не касается пальцами земли у ног, а на лице у нее нет ни тени благоговейного трепета.

Набожа поднесла к губам кулак с зажатым в нем амулетом. Заметив ее жест, Молодой Кузнец осмелел:

— Я подумал, ты можешь надеть его вечером, когда пойдешь по домам перед праздником.

Она приложила амулет к ямке на шее.

— Давай покажу, — сказал он.

Петля из сухожилия оказалась устроена таким образом, что ее можно было удлинить, потянув за узелки. Надев Набоже через голову шнур, он пригнал узлы так, что амулет лег прямо у основания горла.

Она представила, как с амулетом на шее, открытым всем взорам, ходит от хижины к хижине, собирая яства для вечернего пиршества. У каждой двери глаза будут устремляться к мерцающему серебру, а затем легкая усмешка покажет, о чем догадалась почтенная мать семейства, вручая Набоже глиняный кувшин с пшеничным пивом. Крестьянка привлекла внимание Молодого Кузнеца! Он признал ее благочестие, ее дар, ее положение ученицы знахарки. И предпочел всем другим девам Черного озера.

Когда они с Молодым Кузнецом, нарушив тишину леса, заговорили о предстоящем празднике, о вепре, которого заколол Молодой Охотник, и о ночных увеселениях, Набожа вдруг почувствовала проступившую на лбу испарину. И это теперь, когда до появления Молодого Кузнеца она старалась плотнее запахнуть кожаный плащ, спасаясь от лесной сырости. Юноша тоже вытер лоб, и сердце у нее затрепетало. Он был так скромен! Но и красив тоже: теплый взгляд, полные губы, широкие плечи. И этот парень, о котором она и мечтать не смела, выделил ее среди других!

Наконец он сказал:

— Мне пора, — но не двинулся с места.

— Это мой первый праздник Очищения.

— Знаю, — ответил он.

— Ay тебя уже второй, — добавила она и поняла, что сглупила. Юноши допускались на праздник с тринадцати лет, а девушки — лишь после того, как у них начнутся крови на новой луне.

Молодой Кузнец кивнул, и она потупила взгляд.

— Тогда до вечера? — сказал он.

Она заставила себя посмотреть на него и снова встретила его теплый вгляд, от которого ее глаза метнулись куда-то ему за плечо.

— До вечера, — кивнула она и подняла было руку, чтобы прикоснуться к его плечу, но опоздала: он уже развернулся и пошел прочь.

Когда Молодой Кузнец совсем скрылся из виду, Набожа вновь прижала пальцы к губам и к палой листве под ногами. Но не успела она полностью выпрямиться, как услышала знакомое пение снегиря: несколько быстрых «чирик-чирик» и затем более низкий и долгий звук. Это звал Арк, ее ровесник, с которым они с детства бок о бок сеяли и жали. Ответить ли ему такой же песенкой, как было у них заведено? Набожа отряхнула юбку от приставших хвоинок. Нет, только не с амулетом Молодого Кузнеца на шее. Но Арк, зоркий и внимательный, пойдет по следам, оставленным ею в потревоженном подлеске и на мшистых камнях, а потом, не успеет она оглянуться, предстанет прямо перед ней, смеющийся, с ниткой от ее платья в руке или с комком грязи, отвалившимся от ее подошвы. И Набожа потянула за узелки, ослабляя шнур и пряча амулет в мешочек, а потом ответила на зов, хотя больше всего ей хотелось остаться одной, чтобы подумать о Молодом Кузнеце и его подарке.

И вот Арк появился перед ней: запястья высовываются далеко за края плаща, большие пальцы ног торчат из обрывков кожи, обмотанных вокруг ступней.

Он вытащил травинку из ее волос и сказал с дразнящей усмешкой:

— У меня для тебя подарок. Угадай, что это.

Она пожала плечами.

— На празднике такое не подаришь, — подсказал он.

Несмотря на амулет в мешочке и смутное ощущение того, что она вероломно утаивает его, Набожа улыбнулась. Ей нравилась эта игра. И Арк нравился: его долговязая фигура, льняные волосы, негромкий голос и светлые чуткие глаза. Было приятно, что он приготовил ей подарок. Хотя вряд ли ценный: как и она, Арк был крестьянином.

— Не камень, значит. И не ракушка.

— Привет из времен еще до Зяби.

Она опять пожала плечами.

— Это то, чего ты очень хочешь, — снова подсказал Арк.

Чего же она хочет? Плодоносного Просвета? Спокойной минутки, чтобы подумать об амулете, покоившемся в мешочке? Или хочет разобраться в том, что недавно произошло с ней и Молодым Кузнецом?

— Ты бродила по опушке, — терпеливо пояснил Арк. — И мне приятно думать, что пришла ты именно за моим подарком.

— Душистая фиалка! — воскликнула Набожа.

— Пойдем.

Он повел ее через ложбину, поросшую дремлющими папоротниками, затем вверх по лесистому берегу вдоль высокого гребня из красного песчаника, называемого Пределом, — голого, если не считать тонкого слоя почвы. Здесь ветер дул сильнее, но они споро продвигались вперед. На-боже стало жарко, и она сбросила плащ.

Внизу расстилалась равнина с полями и примыкающей к ним прогалиной с девятью круглыми хижинами. Дальше, к северу, темнел лес, за которым лежали болота. В их центре виднелась темная заводь Черного озера. Набожу поразило, как далеко простирается мир и как мало она о нем знает. Ей говорили, что она живет на огромном острове, но даже с такой высоты она не видела и намека на окружающее сушу море. Еще ей говорили, что остров поделен на территории, каждую из которых населяет отдельное племя, управляемое своим вождем. Всего таких территорий насчитывалось, кажется, пятнадцать, хотя точнее сказать было невозможно, ибо границы постоянно менялись, когда разгорались старые распри и заключались новые союзы.