Дети черного озера
Шрифт:
На западе она различила лишь пурпурно-серую тень дальних высокогорий. Эти возвышенности окружали территорию, где обитало другое племя с другим вождем. Племя болотников занимало земли, граничащие с высокогорьем. А расстилающаяся внизу равнина была испещрена поселениями, весьма напоминающими деревню у Черного озера.
Друиды путешествовали по острову, оседая в одном из селений на месяц-другой, а потом переходили в следующее. Ни один вождь не знал страну, историю, законы и порядки племен лучше друида. Ни один вождь не умел угадывать волю богов. Предводителя племени болотников так и называли: Вождь. Он обладал могуществом и богатством, это верно. Но даже он преклонял колено в присутствии истинного владыки — друида.
Набоже хотелось остаться здесь, разглядывая окрестные холмы,
Солнце все ниже клонилось к горизонту, а Набожа и Арк на коленях собирали цветки и листья, стараясь брать не слишком много, не отщипывать стебли с бутонами. Перед вечерним празднеством Набожа выйдет на гать, отскребет тело сушеным мхом, промоет волосы и ополоснет их отваром ромашки, чтобы блестели в свете костра. Но главное, ей нужно подумать о том, что теперь у нее есть обязательства перед Арком: ведь она приняла фиалки, его подарок. Нужно ли теперь вернуть Молодому Кузнецу амулет или можно носить его у всех на виду? Самое трудное решение из всех, что ей доводилось принимать.
— Мне еще нужно подготовиться к вечеру, — сказала она и взглянула на разбухший мешок. Арк всегда приносил ей душистые фиалки. Приносил ей радость. Арк прикоснулся ладонью к ее щеке, и Набожа слегка склонила голову, прижимаясь к его руке. Она трижды вздохнула, смутилась; ее знобило, голова кружилась.
— Тогда я пошел, — улыбнувшись, сказал он. Когда он скрылся из виду, Набожа опустилась на ствол поваленного бука. Но ведь Молодой Кузнец точно так же вскружил ей голову? Впрочем, какой смысл задаваться такими вопросами, если она, сколько себя помнила, трудилась в полях вместе с Арком? Она знала, что горда и честолюбива. Приняв амулет, она поступит жестоко по отношению к Рыжаве, которая не на шутку ревнует. Только ли гордыня заставила Набожу принять амулет и желать Молодого Кузнеца? Она сидела, вороша палую листву и прель, и шепотом обещала Матери-Земле смиренно вернуть амулет Молодому Кузнецу, пока не разберется в себе.
Обдумывая слова, которые скажет ему, она сунула руку в мешочек, чтобы еще раз полюбоваться изящной работой. Но пальцы нащупали лишь кожу да нитки. Она обшарила весь мешочек: пусто. Сняла встряхнула плащ, но амулета не было.
Набожа упала на четвереньки, разгребая палую листву. Солнце садилось все ниже и наконец задело горизонт. Она побежала по крутому склону Предела — летела с него, едва успевая переставлять ноги, спотыкаясь, чуть не падая. На том месте, где Молодой Кузнец дал ей амулет, она вновь бросилась на колени и искала, покуда не зашло солнце, покуда не осталось времени лишь на то, чтобы вернуться на прогалину и начать обходить дома с другими девушками — так и не прибрав тусклые, спутанные волосы, не смыв с себя зловония паники и тяжких трудов.
Уткнув лицо в ладони, Набожа заплакала. Она плакала, пока бежала по лесу, а потом через прогалину к своей хижине, к свежему, чистому запаху тростника, которым, из почтения к Матери-Земле, только что устлали земляной пол.
Что же сказать Молодому Кузнецу? Как объяснить, отчего она не возвращает крест, который не надела на шею? О, как Молодой Кузнец станет презирать ее, потерявшую плоды его трудов!
ГЛАВА 5
НАБОЖА
Пять девушек толпились возле хижины На-божи, возбужденно щебеча в ожидании начала праздника Очищения. Она держалась в сторонке, туго стянув плащ у шеи, считая вдохи и выдохи, пытаясь усмирить сердце, до сих пор не успокоившееся после поисков в кустах и среди прелой листвы и стремительного спуска с Предела.
Обход всегда начинался с наиболее скромных семейств, и, надо сказать, семейство Набожи было скромным. В отличие от других на Черном озере, их не объединяло кровное родство: разношерстная группа из одиннадцати человек образовалась почти случайно. Мать Набожи взяла в супруги работника, у которого был один-единственный брат. И этот брат отравился той же похлебкой из грибов, ячменя и оленины, что в свое время вызвала у отца Набожи боль в животе, понос и рвоту, а затем желтизну кожи и конвульсии, и наконец заставила испустить дух. К тому же, по несчастью, ни один из членов семейства, куда входила Набожа, — ее мать, Старец, сиротка по имени Хмара, еще одна потерявшая мужа женщина, прозванная Второй Вдовой, и ее выводок из шестерых душ — не имел родственников, у которых мог бы поселиться. Эти осколки прежних семей и собрались в клан Набожи.
Рыжава сосчитала до трех, и девушки выкрикнули:
— Мать-Земля идет!
Матушка Набожи появилась на пороге и, как предписывала традиция, произнесла:
— Добро пожаловать, Мать-Земля. Пребудь с нами.
Она вынесла небольшой хлеб. Девушки приняли дар для пира и вереницей вошли в дом. Двигаясь с востока на запад, посолонь — по солнцу, они обошли очаг, пылающий в центре круглой хижины: так торжественная процессия подготавливала семейство к приему Матери-Земли. Набожа, проходя мимо матушки, заметила ее недоумение: дочь, неумытая и неприбранная, тащилась в самом конце.
Следующая семья тоже была немногочисленной, и девушки не выразили ни удивления, ни разочарования, получив еще один скромный хлеб. Два оставшихся крестьянских семейства сулили больше, ибо каждое отличалось плодовитостью и, будучи достаточно обширным, могло выстоять под ударами судьбы, с которыми другие не справятся. Первое семейство, например, несло бремя в лице двенадцатилетнего слепого мальчика, по общему согласию прозванного Жаворонком: может, за дивное пение, а может, потому, что просыпался он раньше всех и на удивление сноровисто готовил пищу для родичей. Из этого дома ликующие девушки вынесли котелок со стряпней мальчонки — ячменной кашей, приправленной щавелем, — а в другом получили изрядных размеров сосуд с маслом, которое работницы в последнюю луну Зяби видели нечасто. Теперь процессия двинулась к пяти круглым хижинам, где жили кланы мастеровых. Сперва завернули к Дубильщикам, от которых многого ждать не стоило. Хотя у любого мастерового припасов имелось поболе, чем у крестьянина, Дубильщики слыли скрягами, хотя у Старого Дубильщика не было братьев, а из семерых детей, которых произвела на свет его супруга, выжили только двое. Хозяйка дома вынесла кувшин и, высоко вскинув голову, передала его Хмаре. Внутри, как справедливо подозревали девушки, была медовуха, а не любимое ими пшеничное пиво.
— Уж верно, в кувшине не больше половины, — проворчала Хмара.
— С остальными мастеровыми нам больше повезет, — обнадежила Рыжава.
И оказалась права: супруга Старого Плотника выдала им не один, а целых два круга твердого сыра, подчеркивая тем самым щедрость своего клана и достаток, обеспеченный успешной продажей колес. Затем девушки направились к следующей хижине, к Пастухам, где им вручили два кувшина пшеничного пива, хотя хватило бы и одного; не иначе как от супруги Старого Пастуха не ускользнула щедрость Плотников. Наконец преисполненные предвушений девушки проследовали к Охотникам, еще более процветающему клану, где главенствовал отец Рыжавы — Старый Охотник. За последние годы их семейство разрослось до двадцати двух человек. Чем же наделит их супруга Старого Охотника, чтобы превзойти дары Пастухов?
Хижину Охотников процессия покинула с очередными двумя кувшинами пива. И это притом что Молодой Охотник уже заколол кабана, которым будут лакомиться девушки! Когда они приблизились к своей последней цели, Рыжава, пристроив кувшин на сгибе локтя, заявила:
— Вот увидите, у Кузнецов мы получим не меньше, а то и больше.
Сколько Набожа себя помнила, к концу Зяби припасы оставались только на ломящихся от снеди полках Кузнецов. На зов девушек вышла мать Молодого Кузнеца; ее глаза перебегали с одного чисто вымытого личика на другое. Хотя девушек освещали только лунное сияние и пылающий в доме очаг, она все равно заметила бы и неопрятный вид Набожи, и ее растрепанные волосы — но только в том случае, если снизошла бы до взгляда на крестьянку.