Дети немилости
Шрифт:
— Нельзя! — в отчаянии восклицал смотритель, — нельзя животных выпускать в вагоне…
— Арки! — ревел лысый господин, — кто тебе разрешил поднимать кота?!
— Ты! — ломающимся баском отвечал Арки, морща нос. — Кто сказал тренироваться на кошках? Сам-то ты тренировался на кошках!
Наконец, кот был пойман и водворён в корзину.
— Ну? — отдуваясь, спросил зеленоголовый господин. — Куда его теперь? К матери? У неё там четверо малявок, носы им вытирать, ещё и кота подсунуть? Уф! Уфф!
— Дайте кошу! — пронзительно потребовал тоненький девичий голосок.
Лонси
— Где наши места? — сказал он. — Арки! Чтоб я до Рескидды звука не слышал! Добрый день! — это предназначалось соседу сына. — Добрый день! — последнее он выпалил уже Лонси.
Лонси не верил своим глазам. Он даже сощурился, пытаясь яснее разглядеть узоры, покрывавшие лысину новообретённого соседа. Это были, безусловно, схемы заклятий, вытатуированные или написанные красками, притом в незнакомой манере, а значительной части этих заклятий Лонсирем вовсе никогда не видел, в чём готов был ручаться головой. Хотохорский маг выглядел престранно. Но был он таким шумным и добродушным, так располагал к себе ещё до знакомства, что Лонси ни о чём не задумался.
— Уфф! — сказал маг, усевшись, — уфф! — и тяжело привалился к стене. — Позвольте представиться, Харно Гори, маг.
Лонси моргнул. Кто есть новоприбывший, он понял сразу, но как в ответ должен был представиться сам?
— А вы тоже маг, я вижу, — сообщил господин Гори, несказанно облегчив ему задачу. — Приятное совпадение!
— Лонсирем Кеви, — вполголоса сказал Лонси и чуть не отшатнулся, когда большое тело соседа вдруг оторвалось от сиденья, наклонилось вперёд и ухватило Лонси за руку.
— От моего семейства, — громогласно сетовал господин Гори, потрясая соседской рукой, — шуму не оберёшься! Можете вообразить, четыре дочери-погодка. Сына моего вы видели, сорванца! — и толстый маг радостно заулыбался.
Лонси испытал некоторое облегчение, когда господин Гори выпустил его руку. Силы в хотохорце было немеряно.
— Я путешествую, — частично соврал Лонси; несмотря на чрезмерно внушительную внешность соседа, с ним хотелось завязать дружеский разговор. — Еду в Рескидду от самого Ройста.
— И не выходите в городах Ожерелья? — спросил маг столь печально и укоризненно, точно испытывал от того нестерпимую душевную боль; Лонси даже растерялся. — Да, — продолжал Гори, — все думают, только в Рескидде есть на что посмотреть, а что не Рескидда, то деревня. Города Ожерелья, господин Кеви, моложе Рескидды лет на двести-триста, а Рескидде восемь тысяч лет, как известно. Будете возвращаться, взгляните хотя бы на Истефи. Ах, озеро, скалы, лестницы, арки…
— Непременно, — пообещал Лонси. Пыл господина Гори передался ему, и на минуту Лонси ощутил себя настоящим путешественником, вольным бывать где хочет.
— Жена моя из Истефи, — сказал Гори. — В Рескидде познакомились, в университете, я был молодой магистр… ах, молодость. Сам я из Мерены — знаете Мерену?
Лонси напряг память и даже нашарил в ней что-то близкое, но где та Мерена находится, не вспомнил. Гори беспечно махнул рукой.
— Пятнадцать лет вместе, — сказал он — Решили детям Древний Юг показать, да и родню навестить. В Хотохоре, представьте же, догоняет меня срочная телеграмма: у госпожи Урри, долгих ей лет жизни, беда с мужем. Я в ужасе, жена в ужасе, дети плачут, поездка вот-вот отменится, снимаемся с поезда… три дня в привокзальной гостинице прождали. Пришлось билеты в первый класс купить, других не осталось.
— Да, — ввернул Лонси, — вторым ездить куда приятней. Сам жалею. А что госпожа Урри?
На открытом, с крупными чертами лице Гори застарелое утомление мешалось с почти злорадным довольством.
— Господин Урри, — сказал он, — большой учёный, исследователь Севера, двадцать лет ходить не мог. Болезнь суставов. Спал когда-то, по молодости, в снегу, понимаете ли… А теперь господин Урри совершенно счастлив и носится как укушенный, собирая новую экспедицию. Госпожа Урри заказывает сеанс дальней связи и кричит, что я шарлатан, чучельник, и что у господина Урри усох мозг. Какого труда мне стоило не сказать госпоже Урри, у кого из них, по моему скромному мнению, усох мозг! Тем временем из магазина возвращается сам господин Урри, нагруженный снаряжением, и благодарит меня от всей души. Люблю свою работу! — и маг густо захохотал.
Лонси озадаченно свёл брови.
— Господин Гори, — на всякий случай уточнил он, — вы медик?
Тот уставился на него в предельном изумлении.
— Нет, — отвечал он, — с чего вы взяли? Я — некромант!
Ошалевший Лонси сам не знал, чего от себя ждать, но в эту минуту дверь сотряс уверенный стук, она распахнулась, и в комнатку вдвинулось достойное чрево матери семейства. За юбку статной белокурой южанки цеплялась очаровательная малютка лет четырёх, очевидно, младшая сестра любительницы дохлых кошек. Сам дохлый кот громко вопил где-то дальше.
— Харно! — повелительно изрекла супруга. — У меня всего две руки. И малышки хотят видеть папу!
— Да, дорогая, — смиренно отвечал некромант и удалился вслед за женой, виновато покосившись на немого Лонсирема.
Кажется, господин Гори никакого значения не придал маленькому недопониманию, имевшему место между ними… и даже вовсе его не заметил.
«Уаррец, — думал Лонси. — Он уаррец. Только в Уарре практикуется некромантия… господин Гори — уаррец».
Потом он долго сидел вовсе без мыслей.
За окном летела плоская как стол степь, бесконечная и бесконечно одинаковая. Солнце палило; чувствовалось, как мало-помалу расходуется ресурс схемы, начертанной в Хотохоре мастером Третьей магии, специалистом по климату. Долгое одиночество немного успокоило Лонси, и он задумался о другой магии — запрещённой в Аллендоре, той, которую, несомненно, изучал Оджер Мерау, будущий государственный суперманипулятор. Ассамблея, конечно, знала о том, но ничто не помешало господину Маджарту наметить Мерау себе в преемники: что может быть полезней, чем знать силу противника и уметь потягаться с ним?..