Дети немилости
Шрифт:
— Если сеть, работающая в городах Ожерелья, в частности, в Рескидде, будет состоять из чистокровных рескидди, — сонно сказал я, — рано или поздно контролировать её начнут рескидди же. И тогда у нас не станет сети в городах Ожерелья.
Данва поперхнулась и умолкла. Я подумал, что конфликт правовых систем — не то, что первым придёт в голову тени. Шпионские соображения ей ближе, а потому понятней.
Фиррат поклонилась.
— Простите, господин, — сказала она. — Дозвольте уведомить. Вас с госпожой Эррет окружают три эскортных кольца, если что-то понадобится, дайте знак. Мы готовы служить. Разрешите вернуться к исполнению моих обычных обязанностей.
Я несколько растерялся от такой перемены тона, недоумённо воззрился на Данву и кивнул. Эррет ухмылялась. Данва ещё раз поклонилась и оставила нас наедине.
— Эррет, — сказал я осторожно, — что это с ней?..
Та уставилась на меня со странным выражением на лице и вдруг расхохоталась так, что ей пришлось сесть.
— Что с ней? — повторила моя возлюбленная. — Мори, ах, Мори!.. Кстати, что это? — Эррет дотянулась до стола и глянула на обложку книги. — Ты здесь без меня осмелился заниматься духовным совершенствованием?
— Нет, — честно признался я. — Как истинный рескидди, я спал.
Эррет застонала от смеха и упала на диван лицом вниз.
— Вот оно что… Мори, — сказала она, отсмеявшись, — спросонья ты ужасно суров, милый мой. Твой батюшка так разговаривал, когда бывал не в духе. Бедная Данва просто испугалась. Впрочем, не смущайся. Им полезно устраивать разнос время от времени. У тебя это хорошо выходит. Немедля оказывается, что все задачи решены, а трудности исчезли.
Я вздохнул.
— Надо, наверное, и мне устраивать разнос время от времени. Может, из этого вышел бы толк. Но кто же на такое способен…
— Я, — Эррет окончательно развеселилась.
Я не мог с нею не согласиться, и только полюбопытствовал:
— А тебе?
— Лаанга.
— А Лаанге?
— Каэтан.
— А Каэтану?
— Совесть Каэтана, я так думаю.
— Как сложно устроен мир, — проворчал я и улыбнулся.
Эррет поцеловала меня в лоб.
— Что же, — сказала она. — Если ты всю макушку дня благостно проспал над Легендариумом, сейчас самое время тебя кормить и просвещать.
Я заподозрил неладное.
— Что? — опасливо переспросил я. — Эррет, что ты задумала?
— Уарре нужен просвещённый властелин, — со вкусом объявила та, вывернувшись из моих объятий. Направилась к гардеробу, но на полпути остановилась со словами: — Бесы подери! Если Данва решила оставить меня без камеристок, то сама будет…
Скольких проблем благополучно избегаешь, не заводя привычки к личной прислуге!.. Чем старше я становился, тем больше убеждался в мудрости отца. Впрочем, бедной матушке, урождённой княжне Рейи, так и не удалось приноровиться к полувоенным обычаям императорского дома. Отец приказал казначею не стеснять матушку в средствах, терпел её бесчисленных приживалок, но она всё равно чувствовала его неудовольствие и очень страдала. Я и в Хоране предпочитал не пользоваться услугами денщика. У Эррет особые отношения с роскошью, она способна естественно принять любой быт, но здесь и сейчас мы с нею были богатыми молодыми супругами, землевладельцами из Сердцевинной Уарры, и изображать скромность, а тем паче, скупость Эррет не собиралась.
Но в наши дела недопустимо было впутывать лишних людей, в особенности тех, кого не связывали присяги и клятвы. Роли служанок исполняли молодые девушки-тени, и нынче утром они, испросив дозволения, удалились — видимо, за указаниями.
— Выйди на террасу, — сказал я, улыбаясь, — и щёлкни пальцами: что-то мне подсказывает, что твои камеристки ждут на крыше, или в некоторых столь же неожиданных местах. Но я со всей ответственностью заявляю, что свою темноту буду защищать как зеницу ока!
— Хорошо прожаренный кусок мяса, — сказала Эррет, распахнув дверцы шкафа и задумчиво разглядывая свои наряды. — Местное молодое вино. Много жуков, Мори — на самом деле много жуков.
Наверно, все три кольца нашего эскорта слышали, как я сглотнул.
— А потом ты сопровождаешь меня на концерт Музыкального общества, — голосом, не терпящим возражений, закончила Эррет. — И только попробуй уснуть!
Она была неумолима и беспощадна.
Эррет полагала, что в области искусств и вкус мой, и кругозор оставляют желать лучшего. Я и сам так полагал. Я искренне соглашался с тем, что это упущение стоит исправить. Но увы! Усилия отыскать в моей душе те тончайшие материи, что чутко отзываются высокой драме, сложной музыке и классической живописи, неизменно оказывались тщетны.
Проще говоря, мне было до зевоты скучно.
Я недурно знал историю искусств, различал стили, помнил имена творцов, но творения их не оказывали на меня должного воздействия. Они казались интересны как составляющая исторического процесса, и не более. Эррет хмурилась и безнадёжно качала головой. Однако терпение её ещё не иссякло. «Способность внимать и сопереживать, — заявляла она, — подобна мышце: ей требуются упражнения». Не то чтобы я упорствовал из принципа, но вкус самой Эррет был настолько утончённым… Понятно, что в её возрасте и с её интеллектуальной мощью удовольствие можно получать лишь от наивысших, полных сконцентрированной мысли образцов искусства. Я не думал, что когда-либо дотянусь до неё и, откровенно говоря, считал, что и пытаться не стоит.
— Эррет, — издалека начал я, хотя знал, что сопротивление бесполезно, — право, тебя вполне устраивало, что государь Данараи всем видам искусства предпочитает военные парады.
— Он был безнадёжен, — сообщила Эррет, пристально осматривая шитьё на рукаве.
Я немного помедлил и осторожно спросил:
— Может быть, я тоже безнадёжен?..
Эррет глянула через плечо; вид её был так суров, что я прикусил язык.
— А как ты предлагаешь скоротать эту ночь? — с неожиданной лёгкостью спросила Эррет. — Царица в Истефи, Младшая Мать неведомо сколько ещё пробудет в затворничестве, с делами на сегодня ты закончил. Неужто намерен в такой чудный вечер обсуждать правила для цензоров?
Я засмеялся.
— Чудные вечера располагают к другим занятиям, — игриво проговорил я, приблизившись к ней, — возможно, подлежащим цензуре… в определённом смысле. — Я обнял Эррет за талию, провёл рукой по копне жестковатых волос и поцеловал маленькое ушко. — Разве это не веселей?
— Нет.
Я выпустил Эррет из объятий; прекрасное лицо её окаменело.
— Я обижена на тебя, Мори, — сказала она печально. — Конечно, я тебе не невеста, но неужели я не заслуживаю хотя бы четверти такого внимания?