Детский дом и его обитатели
Шрифт:
Повеяло непринуждённостью и привычным застольным весельем.
За отдельным столиком остались Ирочка со своими детьми и медсестра. Они сами не пожелали пересаживаться за длинный стол. Наши дети жадными не были, нет. Хотя жадничали часто – но это уже, скорее всего, по сложившейся традиции.
О первом обеде надо рассказать поподробнее. Оно того стоит. Выставили праздничный сервиз. В кувшинах окрошка. Столько всего, что даже и перечислись непросто. Однако наши дети в восторг от кулинарных изысков курортной кухни не пришли – да и любимых макаронов с котлетой почему-то не подали… В детдоме на праздники столы нарывались роскошно – шефы непременно машину вкусностей пригоняли к такому обеду. Да ещё мешочек сладостей каждому ребёнку – сливочная помадка, фигурный шоколад с орехами, цукаты в шоколаде, цветной зефир…
Не всякий домашний ребенок пробовал эти изыски.
Повара и официанты смотрели несколько разочарованно, как наши закормленные шефами дети без всякого энтузиазма ковыряли вилками деликатесы.
Неприятности начались в середине обеда. Обслуживающий персонал почти в полном составе стоял вокруг наших столов, с трепетным волнением наблюдая, как дети кушают. Когда же официантки потащили на мойку подносы с недоеденными блюдами – всё вперемешку: суп в салатнице, в кувшине с окрошкой плавает селедочный хвост, мясо свалено на запеканку из творога, соусами и киселём политы ветчина и шпроты, селёдочная голова украшала огромный кусок торта… – на лицах их проступило не двусмысленное выражение – горькой обиды и разочарования. Больше такой оплошности работники пищеблока не допускали. Еду теперь ставили строго порционно, а не наваливали груды всевозможной снеди на общее блюдо.
Однако в добавке никому не отказывали.
Я, зная привычку наших детей жевать за полночь (даже после самого сытного ужина они брали в спальню пайки черного хлеба с солью, подсушивали на батарее и с большим аппетитом ночью этот хлеб поедали; впрочем, это, похоже, была общая традиция – мы в своём интернате тоже сушили на ночь запас – хлеб на батарее), попросила выдавать дополнительно продукты – для «чая». Директор базы Татьяна Трофимовна, по смете «для банкетов», безотказно выписывала нам еженедельно мешки печенья и пряников, конфеты, сгущенку, сахар и сухофрукты, то есть всё то, что могло лежать неделю без холодильника и не портилось, а главное, подходило к чаю. К середине июля поспела алыча, и мы наварили несколько вёдер варенья.
В общем, умереть голодной смертью детям опасность никак не грозила.
Ну вот, с кормёжкой, кажется, разобрались. И это немало. Голод наши дети совершенно не переносят. И он нам здесь явно не грозил. Но вскоре обнаружились и другие острые моменты, угрожающие со временем перерасти в настоящие проблемы. Очень меня огорчила система расселения детей. Рядом с базой располагался лишь один домик, в который можно было бы кучно поселить наших детей.
Это был целый «архитектурный комплекс» – двухэтажное строение с романтическим названием Голубятня (нам могли бы отвести весь второй этаж, внизу жили сами хозяева), и рядом, метрах в десяти от неё, был небольшой, вполне приличный сарайчик с тремя окнами, где, в случае необходимости, ставили десять-пятнадцать кроватей, впритык друг к другу – если ещё и пару шкафов у стенки. Помещение площадью двадцать шесть квадратных метров – не так уж и мало.
Вот туда мы и поселили всю нашу малышню – пацанью гвардию.
Ещё в пяти домиках, разбросанных по окрестностям, но уже на большем удалении от базы, расселили девчонок. Ирочка и медсестра поселились тоже в этой «редкой» деревне – так что девицы попали под их тотальный контроль. Двоим мальчикам, пятиклашкам, мест не хватило, да они и не сильно спешили их занимать в общей спальне.
Так у меня появились «соседи по общежитию» – я жила на втором этаже – надстройке на Голубятне. Поставили ещё две раскладушки, и – готово. Семь, кажется, метров была комнатёнка. Здесь же хранились наши чайные запасы. Мало того, что наши дети жили кто где, и я должна была, как Фигаро, носиться на бешеной скорости туда-сюда, чтобы всё время держать ситуацию под контролем, так ещё и работу нам стали давать тоже в разных точках.
Татьяна Трофимовна приводила всё те же аргументы:
– Вы с ума сошли. Собрать «до кучи» эту ораву? Нет уж, пусть трудятся небольшими группками. Не так в глаза будет бросаться. Да и шуму будет меньше.
Чего она боялась больше – того ли, что станет известно, что на базе используется детский труд, или того, что сам собою непременно вспыхнет крупномасштабный бунт с погромом – если вдруг весь наш отряд соберётся вместе.
Но против чего могли тут бунтовать наши дети? Разве что выступить под лозунгом – «против хорошей жизни, – в борьбе за лучшую»… Так что здесь неукоснительно действовало железное правило для приглашённых подростковых групп: больше трёх не собираться.
– Много они наработают маленькими группками! – наседала я, всё же соблюдая осторожность, – опрометчиво требовать послаблений, «лезть в бутылку» я всё же опасалась. Кто знает, что она за фрукт…
– Я здесь приказываю, – говорит Хозяйка серьёзно и немного устало.
Гетманша! А то как же – своя рука владыка…
– И всё же, – снова робко начала я. – Я не настаиваю, но прошу понять…
– А что вас, собственно, не устраивает? – спрашивает она подозрительно, внимательно меня оглядывая. – Отдельное помещение всё-таки лучше. Вдали от детей, обычно воспитатели сами об этом просят – и вам ведь тоже отдохнуть надо, – вкрадчиво увещевает она.
– Мы должны и жить на одной территории, близко друг от друга, и работать вместе… Мы так привыкли. Иначе…
– … иначе нарушится ваша отрядная традиция. Понимаю. И сколько же веков это традиции? – бесцеремонно прервав меня, ехидно спрашивает она.
– Это неважно, главное, она уже есть… Мы всё делаем вместе, понимаете?
– Догоняю.
– Я к этому их долго приучала. А здесь, на новом месте, боюсь, они быстро утратят полезные навыки. Начнут бегать в самоволку. А это опасно.
Она засмеялась.
– Невелика беда, если не будут сильно упахиваться. Мы же не для работы их сюда пригласили.
Она продолжает пристально смотреть на меня – теперь уж вопрошающе.
– Беда всё-таки есть. Во-первых, лень детей развращает. И потом – грех не отплатить шефам за их доброту и щедрость хотя бы небольшой работой на вашей базе, – говорю я льстиво, – они умеют быть иждивенцами, хотелось бы их научить быть хотя бы элементарно благодарными.
– Грех, грех… Кто знает, что на самом деле есть грех, – задумчиво произнесла она (на груди у неё сверкал маленький золотой крестик с инкрустацией).
– Как это? – подпрыгнула я от неожиданности. – Неблагодарность – один из тяжелейших грехов. И я не хочу, чтобы наши дети были такими. Она оживилась и произнесла с некоторой долей иронии:
– Ну, если вы настаиваете, я вам предложу одну работёнку – одну на всех… Понятненько. С вами не соскучишся. Да, кажется, начинаю кое-что понимать…
Тамара Тимофеевна – Хозяйка в полном смысле этого слова. Так её звали подчинённые и всё местное население окрестных деревень. Высокая статная, элегантная, одетая всегда по моде, причёсанная к лицу, она, величаво ступая, с семи утра уже обходила свои владения. Тяжёлый дорогой браслет с четырьмя бриллиантами, небрежно, однако весьма изящно сдвинутый к локтю, светло-лиловая помада на тонких, красивой формы, губах… Все эти детали вроде как бы сверх, и в то же время – на месте. Вот такой она оказалась.