детский сад
Шрифт:
Егор облегченно улыбнулся. В голове шумело, но как-то странно шумело, что-то еще примешивалось.
– Что это, шумит вроде?
– Да эти уезжают, похоже.
Макс! Упал возле него на колени. Максим лежал весь скрючившись, в позе зародыша, руки у него тоже были связаны за спиной. Егор наклонился, а потом и лег ухом на его голову.
– Макс! Макс!
– затеребил.
Вроде дышит. Поднялся и пнул коленом.
– Макс! Очнись! Подъем! И еще пару раз пнул. Наконец зашевелился, застонал.
– Не… надо… С ума…
Оставив его прочухиваться, пошел на кухню за ножом. Долго ковырялся, порезался, наконец освободился. Голова смирилась, теперь просто болела.
Потом разрезал скотч Максиму, Андрею и грызуну Шляхтерману.
– Давно грызешь?
– позволил себе участливо поинтересоваться.
– Пошел ты!
– отозвался Шурик, растирая затекшие руки.
Выходить из дома было страшно, страшно увидеть то, что можно было увидеть. Слава Богу, ничего такого не увидели. Слава Богу, вроде все обошлось.
«Слава Богу» - это присказка такая, Надюхина.
Не обошлось только, как потом выяснилось, для Ивана, заколотого на улице, была его смена. Паше, жившему в отдельной избе с Ларисой, сломали руку. Остальных не тронули, просто двери подперли и кричали в окна, угрожали гранатами.
Пропала еда.
Похоже, напавшие знали, где искать, да не очень то и прятали, в основном все берегли от крыс и развешивали в сараях. Унесли все, весь запас, довольно приличный и с таким трудом собранный, ничем не побрезговали, осталось только то, что было в домах.
Кто это был? Непонятно.
Пропало оружие, которого и так то было немного. Осталась пара спрятанных у девчонок пистолетов и чуть патронов.
Пропало красное семеновское печенье.
Неожиданно выглянуло солнце. Засиял, засверкал белый чистый мир. Здесь, в частном секторе, над густо заросшим оврагом, создавалась иллюзия отстраненности от города и близости к природе, разрушенная этой ночью. Город был рядом и хищно следил за всеми своими обитателями.
Похрустывая снегом, все неприкаянно ходили из дома в дом. Дети, поплакавшие из солидарности, уже успокоились и затеяли играть в снежки и катать снеговиков.
Егор нашел Надежду, сидевшую на своей кровати, обняв колени. До этого она все ходила, распоряжалась, а потом пропала куда-то. Лицо у Надюхи было зареванное, припухшие глаза смотрели щенячьи обиженно.
– Надь, ну ты чего?
– испугался Егор, подходя, хотел рядом с ней сесть на кровать, но почему-то оказался на табурете.
– Егор, как ты думаешь, кто это был?
– осипшим голосом спросила она, растирая глаза кулаком, с зажатым в нем большим пальцем, такой трогательный кулачок.
– Стас!
– брякнул Егор, не думая. Можно было кого угодно назвать, какая разница. Надюха горько усмехнулась.
– Может и Стас… - потом встряхнулась.
– Нет! Не хочу. Не Стас.
Егор кивнул.
– Не Стас… Уезжать нужно, Надь… В деревню куда-нибудь… Пропадем мы здесь.
Она, похоже, не слушала - слова повисали в воздухе. Но нет, оказалось слушала.
– Мы уже пропали.
– тихо сказала Надежда.
После обеда из остатков макарон, посыпанных куриными кубиками, похоронили Ивана.
Место было хорошее - площадка над оврагом в яблоневом саду. Там уже лежали Виталик Громыко, погибший весной в нелепой перестрелке в городе, и Саша Купреенков, застреленный из пулемета в начале осени на мосту, когда пытались на тот берег пройти.
Все это были одноклассники.
Вот странно. Маленькими Егор никого из них не помнил. Макс всегда был Максом, а Шурик - Шуриком. Наверно, потому что вместе росли? Непонятно. У девчонок была их школьная фотография, так там никто собой не был, разве что похожи немного.
Глупая вещь все эти фотографии.
Тот же Макс. Егор прекрасно помнил, каким тот был в третьем классе, произошел тогда один особенный эпизод, так вот - на фотографии остался какой-то насупленный мальчик, а Макс в третьем классе - это был чел! Таким и остался.
Ваньку- дурака жалко было. Каким-то он все несуразным вспоминался, суетливым. Немного утешала только удивленная улыбка, застрявшая на мясистом лице, и широко распахнутые, обычно прищуренные глаза. Чему он успел так удивиться? Будто обрадовался.
Завернули его в простыню. Девчонки ревели. Максим хотел что-то сказать, покашлял, получилось у него только неразборчивое:
– Ладно, Вань, пока… Увидимся…
На похоронах присутствовал Стас. Егор его разглядывал подозрительно, но ничего не наглядел. Стас мрачно кивал, слушая сбивчивые девичьи рассказы. Он, оказывается, уже приходил утром.
– Да.
– сказал, сплюнув.
– Засада. Что делать будете?
Утром поехали на автобусе в подвал, где Егор с Семеновым побывали и очистили его. Тут уж не до вопросительных знаков, брали все, похожее на съедобное, крыс только оставили, крыс было есть нельзя, что неоднократно доказывалось жестким экспериментальным путем.
На обратном пути Максим задумчиво жевал свою челку - неприятное зрелище. После разгрузки позвал поговорить.
Они вышли за околицу, сели на лавочку, притулившуюся к почерневшему штакетнику. Разгребли сугроб под ногами.
Закурили. Этого добра в городе хватало, и выбор большой, даже неинтересно. С другой стороны, когда покуришь - и есть меньше хочется. Егор как-то предложил и детей курить заставлять, за что его девчонки чуть не побили. А что? Экономное решение, все равно потом сами научатся.
– Я так понимаю, у нас серьезная проблема.
– сказал Макс скучным голосом, затянувшись и опять запихнув себе челку в рот, рискуя подпалить ее зажатой между пальцев сигаретой.
Егор поморщился.
– Давай я тебе трубку подарю, будешь ее задумчиво посасывать, как Шерлок Холмс.