Девочка и пёс
Шрифт:
– Возможно кирмианские писари выглядят чуть иначе чем агронские, – ответила девушка и позволила себе скромно, но, как она считала, мило или даже обворожительно, улыбнуться. Являться миру в роли писаря для неё было не только естественно, но и очень благоразумно. Так полагали и её учителя, и она сама. Во-первых, Минлу, владевшая несколькими языками и вполне искушенная в искусстве каллиграфии и графологической науке, с легкостью могла доказать кому угодно своё профессиональное мастерство, а во-вторых, практически во всех странах писари за свою, если не ученость, то, по крайней мере, грамотность, а также, как почему-то считалось, безобидность, почти монашескую незлобивость и чуть ли не кротость воспринимались и простыми людьми и власть предержащими весьма положительно, добродушно и приветливо.
Однако навир не выглядел ни добродушным, ни приветливым и явно нисколько не оттаял от столь щедро подаренной ему обворожительной улыбки. Он цепко оглядывал девушку, словно что-то выискивал.
– А для чего писарю меч?
– Дорог много – Путь один, – ответила Минлу и неторопливо поправила волосы, убирая роскошные черные пряди за ухо и чуть изгибая голову, открывая взору любого кто пожелает смотреть нежную тонкую шею. – Дорога меча и дорога кисти ведут по одному Пути, Пути, где человек обретает силу единения с миром, мастерство естественности, осознание происходящего и покой всеобъемлющей пустоты. Меч и кисть есть суть одного и того же, различие только в форме.
Минлу говорила очень проникновенно и глядела на судью весьма многозначительно, стараясь дать ему понять, что видит в нем что-то особенное. Рита настаивала, что именно взгляд, долгий, заинтересованный, благожелательный, призывный и в тоже время робкий способен очаровать и пленить мужчину, заставив его с любопытством и желанием думать только о той кто так на него смотрит.
Но ни проникновенные взгляды, ни соблазнительный вид бархатной шеи, ни мудрые сентенции не произвели на молодого человека ни малейшего впечатления.
– Где переходила границу? – Холодно спросил он.
Минлу на несколько секунд замешкалась, пытаясь припомнить название города или деревни, рядом с которой она перешла из Сайтоны в Агрон. Но за долгие месяцы скитаний она побывала в стольких местах, узнала и забыла столько городов и деревень, что вытащить из всего этого вороха один единственный было не так-то просто.
– Э-ээ…, – протянула девушка, при этом не забывая приветливо и даже ласково улыбаться молодому человеку: – это было в провинции Камельш, пограничная застава возле деревни… да, Горячие Камни.
– Но это намного южнее кратчайшей дороги из Орисонды в Агрон, – тут же заметил навир, – зачем понадобился такой крюк?
– Мне так было удобнее, – пожав плечами, легко ответила девушка. – Я познакомилась с артистами бродячего театра и предпочла ехать вместе с ними. – И Минлу радостно пропела четверостишие из популярной песенки бродячих артистов: – В сине-алые просторы Ты катись, фургон, катись. Мы бродячие актеры, Мы играем смерть и жизнь.
Однако бледное серьезное лицо молодого судьи оставалось всё таким же непроницаемым, а его темные глаза всё так же пронзительно и с подозрением всматривались в кирмианку.
– Насколько хорошо ты владеешь мечом?
– Почти также хорошо, как пером и кистью, – обольстительно улыбаясь, ответила девушка и при этом она как бы в некой задумчивой мечтательности гладила себя ладонью по правому боку. Рита учила её, что мужчина очень возбуждается, наблюдая за тем как девушка неосознанно ласкает и поглаживает себя, ибо его хищному самовлюбленному уму кажется что тем самым ему подсказывают чего от него ждут.
И навир и правда вроде бы как-то проникся наконец образом прекрасной «девицы Линрэн» и мимоходом оглядел её фигуру.
– Если не ошибаюсь, на тебе надет форменный сюртук младших чиновников судебной канцелярии. И он явно тебе великоват. Определенно раньше у него был другой хозяин.
Минлу прекратила поглаживающие движения, моментально позабыв и о Рите, и о возбуждающихся мужчинах, которым подсказывают чего от них ждут.
– Мне подарил его один человек, – не очень уверенно ответила она, перестав наконец улыбаться и чувствуя как в глубине души заворочался страх. А ещё некоторая досада от осознания явного провала всех своих обольстительных начинаний. И даже промелькнула по-настоящему обескураживающая мысль про то, что возможно она настолько некрасивая, что мужчина просто не в силах ею заинтересоваться.
– Какой это человек мог подарить тебе костюм чиновника Судебной палаты? – Многозначительно спросил навир.
– Один добрый человек, – пробормотала девушка, не в состоянии придумать что-то убедительное.
– Ну это ты что-то загнула, девица Линрэн, – весело проговорил пожилой лейтенант. – Откуда в Агроне взяться доброму человеку?
Некоторые из гвардейцев заулыбались. Однако судья, резко повернувшись, бросил на командира отряда крайне неодобрительный взгляд. Но Минлу успела слегка приободриться и уже проговорила чуть увереннее:
– Вечером, в лесу подошла к человеку у костра и попросила разрешения посидеть и обогреться. Мой плащ у меня украли в одной из приграничных таверн и человек, видя такое положение дел, подарил мне этот сюртук. Откуда он у него я понятия не имею.
– Как его звали?
– Отец Хананрэн, – дерзко ответила девушка. На языке лоя это и означало «добрый человек». Она понимала, что немного рискует, ибо не представляла насколько широки познания образованного судьи и не включают ли они умение говорить на языках всех рас Шатгаллы. – Он священник, совершал паломничество в долину Вечных гроз.
Навир казалось вполне удовлетворился её ответом. Но спустя пару секунд он неожиданно спросил:
– Сколько человек ты убила этим мечом?
Вопрос застал девушку врасплох, сердце её взволнованно забилось и она поглядела на судью почти с испугом. В голове тут же возникла нелепая мысль, что навир каким-то образом всё знает о том, что произошло в туилском лесу на делянке возле Зовущего лога. Судья же в свою очередь внимательно всматривался в неё, словно пытался уловить каждое движение её души.