Девочка с куклами
Шрифт:
– Шарова вошла в квартиру вместе с участковым, – согласился Крылов. – Но я уверен, что обстоятельства не упоминались в разговорах с Наилем и Верой.
– Хорошо, – пробормотал Вербин. – Это хорошо.
– А Шарова будет молчать.
– С чего ты взял?
– Я об этом попросил, – улыбнулся Иван. – И, судя по тому, что только что услышал, поступил правильно.
Он был собой доволен.
– Очень правильно, – одобрил Феликс. – Считай, что ты только что заработал первую сотню баллов в копилку.
– Это много?
– Нужно набрать сто тысяч.
– Эх… – Крылов понял, что Вербин шутит, поэтому изобразил притворное разочарование.
– Следующий вопрос: кто-нибудь из тех, с кем ты говорил или присутствовал при разговоре, упоминал о владеющих Викторией страхах?
– Нет.
– Даже намёками?
– Что вы имеете в виду?
– Никто не пытался намекнуть дознавателю, что Виктория, во всяком случае, в последнее время, была слегка не в себе? – Вербин коснулся пальцами виска, показывая, что имеет в виду. – Припомни. Это должно было произойти ближе к концу разговора, когда собеседнику становилось понятно, что дознаватель не собирается упоминать о психологических проблемах Рыковой. В этот момент он или она должны были вскользь упомянуть, что Виктория стала казаться им странной, и привести пример её неадекватного поведения.
На этот раз Крылов размышлял чуть дольше, после чего вновь покачал головой:
– Нет.
– О дневнике кто-нибудь упоминал? – быстро спросил Феликс.
– Нет.
– А дневник во время разговоров вообще упоминался?
– В разговоре с Наилем.
– Как это было?
Крылов нахмурился, припоминая, после чего рассказал:
– Я спросил, насколько откровенной Виктория была в социальных сетях, Наиль ответил, что в меру. Я спросил, могла ли она делиться мыслями где-нибудь ещё, сказал, что в наше время это обычный вопрос, на что Наиль ответил, что не знает. Тогда я спросил, могла ли Виктория вести дневник, а Наиль засмеялся и сказал, что дневник предназначен только для его владельца и он понятия не имеет, вела ли его Вика.
– И ни о чём тебя не спросил?
– Нет.
– Интересно…
– Почему?
– Потому что ты чётко дал понять, что у Виктории был дневник – иначе зачем спрашивать? И в этом дневнике наверняка упоминаются их отношения. А Наиль отнёсся к твоему сообщению весьма хладнокровно, даже не уточнил, почему ты спрашиваешь.
– Возможно, он не поверил, что в наше время кто-то может вести дневник? – предположил Крылов. – В конце концов, Наиль был знаком с Рыковой почти два года, достаточно хорошо её знал и, получается, ни разу не видел дневник.
– Возможно, – согласился Феликс, но пометку в записной книжке сделал.
– Ещё я говорил с Нaрцисс. Простите, забыл упомянуть.
– С Нарциссом? – машинально переспросил Вербин.
– Нет, именно с Нарцисс, ударение на «а». Изольда Нарцисс. – Крылов помолчал, а затем выдохнул: – Она говорит, что экстрасенс.
– Так. – Вербин обдумал неожиданное заявление и сделал единственно возможный вывод: – Виктория обращалась к ней за помощью?
– Да.
– Как Нарцисс узнала, что Виктория умерла?
– Говорит, почувствовала.
– А в действительности?
– Я проверил календарь Виктории: на четырнадцатое и пятнадцатое у них не было назначено встреч. А позвонила Нарцисс пятнадцатого.
– Ну, в том, что она позвонила, нет ничего необычного. – Феликс помолчал. – И как она тебе?
– Очень странная женщина. Но, как мне кажется, искренне переживает за Викторию.
Вербин поднял брови.
– Демонстрирует искреннее переживание, – поправился Крылов. – Но я свою точку зрения не навязываю.
– Я с ней поговорю, – вздохнул Вербин, делая очередную пометку. – С кем ты собирался встречаться в ближайшее время?
– С Шевчуком и Карской.
– Кто такая Карская?
– Карская Марта Алексеевна, психолог, с которым работала Виктория. Я нашёл её координаты в ноутбуке и календаре.
– Психиатр?
– Психолог… в смысле, психоаналитик.
– То есть Виктория обращалась за помощью и к психологу, и к ведьме?
– Причём одновременно, – уныло подтвердил Иван. Он понимал, что этот факт играет на руку сторонникам суицида. – Видимо, совсем отчаялась.
– С кем-нибудь о конкретном времени договорился?
– Шевчук сказал, что не сможет на выходных, потому что уезжает, а Карской не успел позвонить.
– Ты не против, если Карской займусь я?
– Нет… – Крылов помолчал, но всё-таки решился на вопрос: – Хотите узнать, была ли Виктория склонна к суициду?
– Обязательно хочу это знать, – твёрдо ответил Вербин. – Потому что мы должны докопаться до правды, Ваня, какой бы она ни была. И если факты будут указывать на самоубийство – мы это примем.
– Придётся.
Вербин прекрасно понимал, какие чувства владеют сейчас молодым оперативником, и решил его поддержать:
– Но ты не волнуйся – у нас так много косвенных, что суицид не кажется вероятным. Я не верю в то, что Вика покончила с собой.
Крылов услышал, что Феликс впервые назвал Викторию Викой, и понял, что это хороший знак.
– А если Карская скажет, что Вика была склонна к суициду?
– Я приму информацию к сведению, но думать буду не только о Вике, но и о том, кто мне это скажет.
Смысл ответа Крылов понял мгновенно и вновь улыбнулся:
– Я рад с вами работать, Феликс.
– А чтобы наша радость была взаимной, перестань говорить мне «вы».
– Ни за что.
– Тогда перестань использовать в разговоре голливудские штампы.
– Постараюсь.
– Договорились. – Вербин помолчал. – В первую очередь мы должны определить, кто знал о психологических проблемах Виктории – кроме врачей, разумеется, и о дневнике.
– Вы уверены, что дневник подложил убийца?