Девяностые приближаются
Шрифт:
– Это для всех, а жильцов надо пускать в любое время, – не выдержал невозмутимый директор.
– Позвольте, вы сами сказали – проход в общежитие даже для жильцов до десяти вечера и с семи тридцати! До этого у меня приказ вообще двери не открывать.
– Николай Сергеевич, – возмутился я. – Вы бы версии согласовали, а то будет допрашивать вас следователь, а вы будете разное говорить.
– Да какой следователь! – чуть ли не заорал Костя.
– Ты палку не перегибай, – недовольно поморщился новый начальник, только сейчас понимая, что оставлять детей на морозе – преступление, по факту, пусть даже они и провинились и опоздали, или даже, страшно сказать, раньше пришли.
– Не знаю, у меня в груди хрипы, температура была, пришлось таблетку пить и тошнит. Думаю из-за переохлаждения, – не иду на мировую я.
– Да не замерз бы ты, – сказал вахтёр.
– Надо было ещё раз попросить, – предположил Ким.
– Да вот попросил ещё раз, и ещё, и всё равно не пустил, и замерз я как раз вопреки вашим словам. Если со мной что случится, бегите сразу в тайгу, батя мой вам не простит, – пугаю я их теперь родителем. – Что вы хотели мне срочного сказать, из-за чего мне поесть не дали?
– Иди, доедай, нам поговорить надо, – секунду поразмыслив, сказал Николай Сергеевич.
– У вас совесть есть? Вы же видели, что Казах слопал мою порцию, он парень простой и всегда голодный.
– Неэтично называть людей по национальности, – задумчиво сказал директор.
– Это фамилия, а не национальность, – сказал я и ушёл.
Глава 34
Глава 34
Разумеется, в столовую я не пошёл, нет смысла. Мой друг с редкой фамилией уже съел все, что я ему от своего завтрака оставил. Я иногда вообще думаю, что с Карлыгаш он не из-за секса, а из-за её близости к кухне.
– Через пять минут занятия, а ты даже не рассказал про Венгрию, – попенял мне сосед.
– Чего рассказывать? Угорщина, как есть, – зевнул невыспавшийся я. – О, да у меня же фото есть!
Я на ходу показал общее фото с немцами, Бейбута оно, конечно, не впечатлило, а вот выпавший рисунок гологрудой Лизы привел его в ступор.
– Кто это? – тупо спросил он.
– Познакомился в Москве с ребятами из МГИМО, брат и сестра. Вот она ещё и художница, подарила мне рисунок на военную тему, там снайперша, на мою бабулю похожа, ну и этот я выпросил.
– Красивая, а у тебя с ней…
– Нет, и не планировал, просто взял рисунок из любви к искусству, – сразу понял я блеянье соседа.
– Подари? – смотрят на меня два больших глаза паренька.
– Карлыгаш тебе яйца вырвет, – сухо информирую я.
– Да надо расставаться с ней, я хотел после Нового Года, а вон видишь, опасно ей жить пока по старому адресу.
– Чего вдруг расстаться? – спросил я уже на ходу.
– Замуж она выходит, её давно посватали, а сейчас она и сама созрела, говорит, семью и ребенка хочу, и не такого как ты, а настоящего, – поведал Бейбут с каким-то надрывом.
«Мне ещё и этой проблемы не хватало, надо познакомить с кем-нибудь его», – думаю про себя, и тут же получаю от своего внутреннего эго, загробленного отказами и обломами, – «себе сначала помоги»!
– Ладно, рисунок твой, – посопев, согласился я. – А завтра идём этих твоих обидчиков искать, ноги им вырвем.
На уроке физики меня сразу с планами на завтра обломали!
– Штыба, у тебя завтра краевая олимпиада по физике. Не забыл? – спросила физичка.
– Она не прошла что ли ещё? – удивился я.
– Нет, к счастью. Вот математику ты пропустил, а на физику успел. Первый тур завтра.
– Второй, что ли, ещё будет? – принялся вспоминать, как это было устроено во времена СССР, я.
– Будет, для восьмерых, кто в первом туре больше баллов наберёт. Второй тур – экспериментальный, первый – теоретический.
Занятия для меня отменили, дав задание готовиться к олимпиаде. Я и в самом деле многое забыл, помнил только почему-то молекулярку от и до.
После двух уроков физики у нас была физ-ра рядом, на стадионе. Сдавали нормативы на лыжах. Я сдал легко, а представитель советской школы бокса Бейбут сдал со второй попытки. С улицы пришли разгорячённые морозцем. Минус двадцать в Красноярске! Четвертым и пятым уроком у нас иностранный, а в час тридцать уже обед. После обеда тоже будет мероприятие, придётся нам с Бейбутом опоздать на тренировку или вообще не ходить. Стою, читаю объявление:
В 14.15 в актовом зале состоится комсомольское собрание школы. На повестке следующие вопросы:
Борьба за мир, и вклад Красноярской зональной комсомольской школы в дело борьбы за мир. Разбор персонального дела комсомольца Славнова А. Н.Разбор персонального дела комсомольца Штыбы А. В.
Хмыкаю, и поглаживаю «сюрприз» в кармане пиджака, приберёг его, как знал.
На уроке неожиданность – наш директор собственной персоной на задней парте. Сидит пока тихо. Англичанка знает меня как облупленного, а всё равно вызывает к доске и даёт читать текст. Легко справляюсь и неожиданно слышу:
– Неплохо, но три, сделал две ошибки, – не глядя мне в глаза, наклонилась к журналу учительница.
Я всё тут же понимаю, надо же, правильный мужик, вроде, а включил админресурс. Ну-ну. Я по этим правилам тоже играть умею.
– А какие ошибки? – невинно интересуюсь я.
– Неважно, иди на место, а к доске пойдёт Лукарь, – попыталась съехать училка.
– Важно! Лукарь, сядь пока! Я должен знать, какие я сделал ошибки, иначе как я их исправлю? – сухо говорю я.
– Сядь, я сказала! – крикнула училка.
– Не сяду, и не надо кричать! Моду взяли кричать. Может ещё и розги принесёте, как в царской России? – упорствую, но спокойным и тихим тоном я.
– Так, Анатолий, выйди из класса, и напиши объяснительную, – вступает в бой тяжёлая артиллерия в виде директора.
– Как скажете, Николай Сергеевич, мне писать не привыкать, напишу, в трёх экземплярах – в гороно, в партком, и вам до кучи, – говорю я и выхожу из класса.
– Ну-ка, стой! – шипит директор и выходит за мной.
– Анатолий Штыба? – сталкиваюсь я у входа с группой мужчин в расстегнутых уже полушубках и в шапках. – Ну, здравствуй, наш герой! Дай пожму тебе руку! – тянет мне могучую кисть один из них. – Шенин Олег Семенович, секретарь красноярского крайкома КПСС.