Девять окон восходящего Солнца

Мехди Фархад

Онемевшие руки уже не держали его. Сердце застучало сильнее, и он решил рискнуть. Кто-то словно приказал ему: «Прыгай!». Он вдохнул побольше воздуха, оттолкнулся ногами от стены и, отпустив руки, полетел вниз…

***

Ощущения обманули Окдара, но ненамного. Он лежал навзничь на сухой и твердой земле, посреди треугольной площадки. Ладони и ступни болели так, словно в них вонзились колючки. Он лежал и тяжело дышал.

Оглядевшись по сторонам, во мраке он обнаружил решетчатое препятствие, сплетенное из железных прутьев. Это препятствие в виде ограды выглядело

непреодолимым, пока в углу, между нею и неровной поверхностью скалы, он не заметил узкий лаз. Его могли проделать грызуны, повсюду снующие в поисках спасительной влаги.

Юноша перевернулся на живот и, упершись ладонями в сухой песок, занесенный сюда знойными ветрами, прополз под оградой.

«Неужели спуск с Царь-башни удался? – спрашивал он себя. – Теперь это место под решеткой непременно заделают».

С моря подул северный ветер, запахло рыбой. Окдар перепрыгнул через невысокое ограждение, сложенное из бесформенных камней, и оказался на торговой площади. К ней примыкала главная улица, вдоль которой располагались торговые ряды лавочников, а также караван-сарай в верхней ее части.

Между нижним краем площади и морем расстояние небольшое. Это свойство береговой полосы позволяло кораблям приближаться к ней и разгружать товары в непосредственной близости от торговых рядов.

Окдару невероятно повезло. Удалось спуститься с башни и, к тому же, остаться незамеченным.

Глава VI. Странный ремень

Нас учили бояться волков, а мы у них учились…

Спустившись с башни, Окдар побежал по горбатым улочкам в сторону своей хижины. Лицо его щекотала паутина, прилипшая к волосам, когда он проползал под железной изгородью.

Болела спина и нестерпимо хотелось пить. Прежде чем оставить город под покровом ночи, он намеревался попасть домой, чтобы забрать кинжал.

До того, как переселиться в шахристан, его семья жила на окраине в рабате. В той его части, которую называли черной. Там имелся источник, беспрерывно изливающий легковоспламеняющуюся жидкость – белый ноут. Ее заливали в чираги-светильники.

Ноут белый, а местечко называли черным. Лужи маслянистого ноута иногда произвольно воспламенялись, и повсюду распространялся едкий черный дым, покрывавший копотью стены лачуг. Оттого и называли эту часть рабата черным городом.

Может быть, когда-нибудь название этого местечка переименуют, и оно будет называться белым, в соответствии с цветом добываемого там ноута.

Не так много воспоминаний о тех днях сохранилось в его памяти: маленький дворик, серая стена лачуги и заикающаяся юная соседка с густыми кудряшками. Еще он помнил, как отец брал его с собой на охоту и учил премудростям охотничьего дела.

В детстве Окдара часто забирала к себе домой родственница. Она жила в шахристане, в пределах крепостной стены. В раннем детстве, не будучи способным произнести ее имя, он называл ее Фолей. Сначала лишь ему одному она позволяла называть себя так. Однако вскоре имя так пристало к этой доброй женщине, что и остальные стали звать ее так же.

Фоля учила Окдара грамоте и рассказывала ему разные интересные истории. Посвятив много времени

его воспитанию, она так и не обзавелась собственной семьей. Однажды она поделилась с ним посетившим ее странным видением, в котором из ночной темноты вышел юноша, в одной руке державший змею, а в другой – кинжал.

«Странное видение», – подумал он тогда, помня о том, что больше всего на свете Фоля боялась именно змей…

***

Окдар пробрался в дом через веранду и прошел мимо тесной комнатки, где обычно спали его мать Айлин, сестра Дильбяр и младший брат Эм-Иль. Он зажег лучину, поднял ее над головой, и слабый свет осветил пестрые узоры висевшего на стене коврика.

Ковры вешали на стену или стелили на пол. Этот коврик хранился в их семье с незапамятных времен. На нем были изображены лошади, буйволы, овцы и другие животные, но только не волки. Отец рассказывал, что их предки гюнсары учились жизни, наблюдая за волками, но на коврах их никогда не изображали.

«Волки были нашими первыми учителями, – сказал однажды отец. – Мы учились у них, и невозможно было даже помыслить о том, что их изображения окажутся под чьими-либо ногами».

В середине ковра был изображен их родовой знак – тамга. Расположение ворот и оборонительных укреплений Бакуана удивительным образом совпадало с местом расположения арок и круглых башенок на этом ковре. Отец был уверен, что город основали их предки по рисунку этого коврика. По крайней мере, так гласило семейное предание.

Окдар намеревался забрать кинжал, попрощаться с матерью и уйти. Ему необходимо было выйти из города до того, как стражники поднимут шум, обнаружив на рассвете его исчезновение.

Пройдя во внутренний дворик, юноша приподнял крышку тандира, достал оттуда глиняный кувшин и вынул из него тугой сверток. Намереваясь вернуться в дом, он вдруг услышал шорох за спиной и обернулся. Перед ним стояла его мать Айлин.

– Тебе удалось спуститься с башни?! – воскликнула она. – Ты смог это сделать?! Какое счастье! Теперь нужно будет так спрятаться, чтобы люди марзибана не смогли тебя найти.

Он молча взял ее за руку, и они вернулись в дом.

– Мне показалось, что вы спите.

– Нет, я не спала. Я не могла уснуть.

– Я должен бежать из города, – с тревогой в голосе произнес Окдар. – До рассвета осталось мало времени. Нужно спешить.

Мать смотрела на сына, испытывая смешанные чувства. Она ведь уже почти потеряла надежду вновь увидеть его.

– Тебе известно, что я не виноват? – спросил он шепотом.

– Да, известно! Об этом многие уже знают. Вода в колодце вновь стала пресной, хотя по-прежнему ее не хватает.

– От меня требовали отдать им кинжал.

– Какой кинжал?

– Тот самый, которым ранили чужестранца на охоте. До того, как меня схватили, мне удалось спрятать его здесь. Еще от меня требовали произнести его последние слова.

– Какие еще слова?

– Слова чужестранца, которые мог слышать только я.

– И это все? – с удивлением спросила мать. – Может быть, тебе следовало отдать злополучный кинжал и произнести его последние слова?

– Я не мог этого сделать. Тот рум мог оказаться моим гядиром, потому мне нельзя никому отдавать кинжал и раскрывать сказанное мне шепотом.