Девятая директива

Холл Адам

Куо, монгол, как объект запоминания являл собой очень нелегкую задачу; частично потому, что он действительно был выходцем из Монголии, частично — потому что типично монгольскими его черты я бы не назвал: Куо вполне можно было принять и за уроженца Маньчжурии, Сихотэ-Алиня, Кунлуна, а то и Кантона. Во всяком случае, никаких попыток вспомнить его лицо после получения первого впечатления в атлетическом зале я не предпринял, и таким образом процесс воскрешения его облика в моей памяти не подвергся никакому вредному вмешательству.

На следующее утро я узнал его сразу. Куо вышел из зала за несколько минут до полудня. Я поджидал его, так как знал, что тренировочные бои проводятся на этой неделе каждое утро и каждый вечер.

Машину из проката «Компакт-Хаер» я выбрал такую, как надо — сделанную будто на заказ для предстоящей работы: «тойота-корона-1500», шкала спидометра до девяноста, старт с места на четверть мили — девятнадцать и семь. Она была достаточно юркой, чтобы справиться с дорожной неразберихой на Нью-роуд в час пик; а скорость, которую она могла развивать, позволяла не потерять из вида почти любой другой автомобиль, следующий впереди нее по замысловатым переплетениям пригородных шоссе и автострад, даже если объекту захочется избавиться от слежки. Небольшой угол наклона лобового стекла позволял мне без существенных искажений наблюдать за Куо в полевой бинокль. Верхнелицевое отражение света на объективе бинокля почти не сказывалось. Используя восьмикратное увеличение, я увидел, как Куо сошел по ступенькам.

Так мы и начали.

Шесть дней он не предпринимал абсолютно никаких попыток скрыть, что он делает. Это меня беспокоило. Он был слишком любезен и уступчив. Эта открытая демонстрация уверенности в себе мне не нравилась, потому что я знал — да и он знал, не мог не знать, — что таиландские спецслужбы ни на секунду не спускают с него глаз. Чтобы не дать себя обнаружить, мне приходилось крутиться вовсю. Это означало, что я в основном вел наблюдение через бинокль с большого расстояния (полевой бинокль я взял у Ломана), а сейчас, в частности, когда Куо, проведя в зале несколько часов, вышел наконец на улицу, это означало, что двигателю бедной маленькой «тойоты» предстоит работать с холодного старта. Такое повторялось раз за разом, и я постоянно рисковал потерять Куо окончательно.

Никакой закономерности в передвижениях Куо по городу не просматривалось; экскурсии его, по-видимому, носили случайный характер, во времени он никак себя не ограничивал. Предпринятый им поверхностный осмотр достопримечательностей Бангкока состоял из прогулки на катере по Чао-Пхрая и базарным каналам, поездок в монастырь Утренней зари и к изумрудному Будде в Уат-Пхра-Кео. Куо не торопясь все разглядывал, отдыхал и наслаждался жизнью, а мне не оставалось ничего другого, как сидеть со своим «юпитером А. О.» где-нибудь в стороне в ста ярдах от него — нога на педали сцепления, пальцы на ключе зажигания, передача уже включена, а один глаз косит в зеркало заднего вида, чтобы не задеть кого-нибудь ненароком, если вдруг за две секунды потребуется покинуть тот тесный парковочный пятачок, на поиски которого у меня ушло минут двадцать. Один раз утром я потратил целый час, наблюдая, как ловят и хватают королевских кобр, а потом выдавливают у этих кобр яд; дело происходило на ферме по разведению змей при институте Пастера. Куо всем этим очень заинтересовался.

Вознаграждение за потраченные время и труд я получил только одно: я знал теперь — Куо ведет себя нетипично. Вернее, он ведет себя типично для туриста, но туристом он не был: Город ему знаком, он здесь бывал раньше. (В сообщениях до сих пор упоминается, что Куо находился в Бангкоке 9 июля 1946 года, когда короля Ананду обнаружили убитым выстрелом из пистолета. Пистолет валялся рядом с телом. Однако самоубийство так и не было окончательно установлено, и решение властей по сей день оспаривается и подвергается сомнению многими лицами из королевского окружения).

За шесть дней, в течение которых Куо осматривал достопримечательности города, произошел один-единственный инцидент, когда монгол, припарковал свою «хино-контессу-1300» перед Королевским дворцом, у главных ворот на Санам-Чай-роуд, и оставался там довольно долго. Из оставшегося на обочине сзади автомобиля выскочили четверо в строгих костюмах, подошли к машине Куо и что-то сказали ему через окно. Куо вышел, пересел в их автомобиль, и они уехали. Все закончилось в полицейском участке в Пхра-Рачуанг у реки, возле которого, дожидаясь, пока Куо отпустят, я провел битых два часа. Информация ко мне просочилась лишь на следующий день: в участке Куо допросили, обыскали и засветили пленку в его фотоаппарате.

Совершенно ненужный ход. Куо знал, что за ним следят. Им незачем было раскрываться. Не могли же они в самом деле надеяться, что найдут предлог либо подержать его какое-то время под замком, либо выпроводить за пределы страны. Их цель была очевидна с первого же дня: предоставить Куо свободу передвижения, не выпуская при этом из виду, дождаться, пока он запустит механизм подготовки покушения и уж тогда, в последний момент, на пятьдесят девятой секунде двадцать девятого числа, схватить его за руки, чтобы он не смог ни улизнуть, ни придумать и сделать что-то еще.

Правда, и моя цель от этого ничем не отличалась. Но мне непонятно было, зачем раскрываться. Взять Куо у ворот дворца — это все равно что мне подойти к нему на ступеньках спортивного комплекса Королевской атлетической ассоциации и предупредить, что если он не уйдет с дороги, то я его перееду. Никакого смысла. Единственное, что я мог предположить, — ребята, в патрульной автомашине, увидев, как профессионал, остановившись у ворот, откуда рукой подать до открытых окон дворца, сидит за темными стеклами и непонятно чем занимается, запаниковали и слегка его потревожили.

Серьезных намерений у них быть не могло. Двое из известных «международников» — Зотта и Винцент — никогда не въезжают открыто в страну, где собираются осуществить убийство; иногда их в этой стране не видит ни один человек и только потом, определенное время спустя, когда уже поздно, по индивидуальной манере и схеме покушения становится ясно, кто приложил руку. Куо предпочитает другой стиль. Он всегда солиден, для иммиграционных властей небрежно торчит из кармана паспорт; возможно, ему нравится, какой переполох поднимается вокруг его персоны, а возможно, ему доставляет удовольствие тот факт, что всякий раз, когда монгол Куо пересекает границу, жизнь президента страны считается поставленной под угрозу. Хотя в девяноста процентах случаев он путешествует как безобидный турист, желающий своими глазами увидеть Олимпийские игры или поволноваться за исход поединка претендентов на мировое первенство.

Имей они серьезные намерения, Куо в полицейском участке в Пхра-Рачуанг подвергли бы настоящему допросу. И выперли из страны. Но этого они не хотели. Не хотели потерять его, потому что в этом случае он немедленно снова пробрался бы в Таиланд из Лаоса, Камбоджи или Бирмы, но на этот раз инкогнито, и начал действовать из-под прикрытия, не показываясь. А что такое Куо, работающий «из-под земли»? Исход известен заранее. Чтобы зря не трепать никому нервы, вы можете просто застрелить его будущую жертву сами: Куо все равно это сделает. Прятаться, не имея задания, он бы не стал.