Девятая директива
Шрифт:
— Я на задании, Пангсапа. Тебе это известно. Что за задание, ты тоже знаешь. Все. Больше добавить ничего не могу.
В его улыбке было что-то тоскливо-задумчивое.
— Ты хочешь, чтобы я помог тебе найти этого человека, и у меня возникает естественное желание узнать о твоем задании побольше. В конечном счете это одно и то же. Я ни на чем не настаиваю. Если можешь — просто расскажи о себе, о своей работе.
Я наклонился вперед и закрыл лицо ладонями. От яркого света, льющегося из большого окна, болели глаза.
— Спрашивай, — сказал я.
Пангсапа
— Твои задания всегда опасны, мистер Квиллер?
— Оставаясь в постели, я бы чувствовал себя лучше. — Сон. В подсознании был только сон и ничего больше.
— Ты всегда представляешь какую-то официальную организацию?
— За моей работой, естественно, стоит организация. Есть и офис. Но без офиса не обходится и торговля «белой смертью». — Грубовато. Ну и черт с ним. Ни хрена у него нет.
— И правительство выплачивает хорошие вознаграждения тем, кого оно посылает рисковать жизнью?
Боже милосердный, просил без лишних слов, а он готов залезть под кожу.
— Пангсапа, называй цену, и поговорим о деле. — Я убрал руки от лица и выпрямился — сейчас я хотел видеть его взгляд.
Он заговорил побыстрее:
— Пожалуйста, пойми меня правильно. Это очень трудно, непривычно — задавать вопросы по-западному, избегая обычных для восточной беседы намеков и иносказаний. Вопросы от этого кажутся невежливыми. На Западе переговоры ведут иначе, и свои преимущества в этом есть — экономия времени, например, но к востоку от Средиземного моря «лишние слова», как ты выразился, едва ли не самая ходовая валюта, так что не обессудь, ты должен меня простить… — И как бы наглядно демонстрируя свою сговорчивость, Пангсапа наклонился ко мне и сказал: — Я готов все вопросы свести к одному. Каков твой статус?
— В Лондоне, ты имеешь в виду? — Мне не понравился этот любезный поворот нашей беседы, но альтернативой могло быть только ее прекращение. А мне необходимо было разыскать Куо, и Пангсапа знал, как это сделать. Завтра — последний день. — То есть во что меня ставит правительство, важен ли я для них?
А может быть, он только торговался, хотел знать, на сколько я вытяну? В последний раз я осилил пятьдесят тысяч батов.
— Да, примерно так я и хотел выразиться.
Я сказал:
— Об Абеле ты слышал?
— Да.
— Лонсдейл?
— Тоже.
— Я бы сказал, мы в одной весовой категории.
Пангсапа медленно склонил и поднял голову.
— Благодарю. Понимаешь, мистер Квиллер, мне нравится работать с большими людьми. Я могу больше сделать для них, а они — для меня.
Я встал. Пангсапа начинал меня раздражать. Все элементарно просто. У него хорошая сеть агентов, надежные источники информации. Ему, разумеется, сообщили, к чему я готовлюсь, сказали, что никак не могу найти Куо, и вот он вызвал меня к себе, задает вопросы и прикидывает цену. Торговаться во всем, ничего плохого в этом нет: каждый товар, любая услуга имеет свою стоимость. Но меня он начинал раздражать по другой причине: крайний срок приближался с пугающей неумолимостью, до денег ли? К тому же они не из моего кармана, раскошеливается Бюро.
— Хорошо, Пангсапа. Если завтра до полудня ты сможешь дать мне какую-нибудь информацию, касающуюся Куо, сколько это будет стоить?
Он вышел из-за стола и, обойдя его, встал ко мне так близко, как только это позволяет восточная вежливость.
— Ничего. Нисколько.
Пангсапа, согласно досье Ломана, за деньги готов был пойти на что угодно. Досье разорвать и выбросить. Я спросил:
— Нисколько со сколькими нулями?
Мою неучтивость он переносил стойко, по-восточному.
— Можешь записать это на счет моей немеркнущей, по твоим словам, любви к монархии, если хочешь. А сейчас скажу лишь, что хотя я и не располагаю на данный момент никакой информацией о местонахождении этого человека, я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе его обнаружить. Гарантировать не могу, но постараюсь. И если результат будет положительный — тебе это ничего не будет стоить.
Он открыл дверь, и мы немного постояли на выходящем на причал деревянном балконе. Кран работал безостановочно. Не имело смысла ни о чем расспрашивать, а помимо всего прочего, я слишком устал, чтобы беспокоиться. У меня на это просто не было сил.
— Найти меня сможешь через Ломана, — сказал я.
После этого я ушел.
Жара становилась нестерпимой. Солнце раскалило город, как медную сковородку, воздух висел над асфальтом расплавленной душной дымкой. Припарковаться в тени удавалось далеко не всегда, и я жарился в «тойоте» как пирог в печи.
В тот день я проработал двенадцать часов. Пусто. От Пангсапы ничего не было.
Утром следующего дня я по телефону попробовал найти Ломана, звонил в три места — в гостиницу, в посольство и к Варапхану, — но мне не повезло. Мы встретились только в условленное время, в полдень, на Сой-Суэк-3.
Ломан был один сплошной комок нервов. Даже не поинтересовавшись, как идут поиски, он завел один из своих невыразительных скучных монологов:
— Два часа назад в «шестом номере» состоялось срочное совещание. Решено направить в Лондон сигнал и рекомендовать доложить о ситуации с Куо лично министру. Риск переходит все допустимые пределы, потому что далее…
— Я нашел его, Ломан, — сказал я.
Времени выслушивать, что случилось, у меня не было. На задании всегда опасно, когда тебя лишают возможности подумать.
Утро целиком принадлежало мне. Я отправился по знакомому до каждого метра маршруту. Не прошло и часа, как на Нью-роуд я увидел одного из команды Куо. Он выходил из лавки оружейного мастера. Произошло то, что рано или поздно должно было произойти. Вопрос времени и только, как я и говорил Ломану. Нельзя день за днем, по двадцать часов в сутки прочесывать город и не найти человека, если, конечно, этот человек не лежит где-то на дне постоянно. А я знал, что совсем Куо окопаться не мог, его ждала работа. Его люди должны были появляться хотя бы иногда.