Девятая рота (сборник)
Шрифт:
Зал разразился аплодисментами и восторженным ревом.
– А ведь узнал я! Узнал! – торжествующе объяснял соседям тощий господин с бородкой. – Как же тут обознаться, когда один такой на всю Россию!
Из-за кулис повалили на сцену артисты, окружая Ивана и аплодируя вместе с залом.
Иван глянул на галерку, нашел глазами своих. Мать плакала, вытирая слезы платком. Отец сидел, горделиво выпрямившись. Молча кивнул Ивану и перекрестил…
1905 год. Париж
…Поддубный
Заголовки парижских газет, мелькающие на печатном станке: «Русский медведь возвращается!»
…Иван эффектным «мостом» – перегнувшись назад и упершись головой в пол – бросил противника через себя…
Типографские рабочие пакуют кипы газет: «Русские казаки берут Париж!».
…Иван, навалившись на соперника, вдавил его спиной в ковер.
Из-за кулис исподлобья наблюдал за схваткой Буше со своей свитой.
– Боюсь, номер с маслом на этот раз не пройдет, Рауль? – насмешливо сказал пожилой господин. – Ставки двенадцать к одному. Не в нашу пользу.
– Ставь на меня, – упрямо велел тот.
– Сколько?
– Все! – заорал Рауль. Повернулся и пошел к выходу. Молча, стремительно миновал толпу репортеров…
Мальчишки-газетчики бежали по парижским бульварам, размахивая свежим номером: «Полуфинальная схватка чемпионата мира – Иван Поддубный против Рауля де Буше!»
Вечером Поддубный с Карсаковым, Друбичем и Эженом сидели в открытом кафе. Все, кроме Ивана, пили вино. Иван чокнулся с ними бокалом сока.
– Ты сильно изменился, Иван, – рассуждал Карсаков. – Ты стал еще сильнее, но не это главное. Я всегда говорил, что на ковре побеждают не мускулами, а головой. Главное – ты начал думать на арене, перестал бросаться на врага с шашкой наголо, как в последний бой, как казак на Бонапарта, да простит меня Франция…
– Вы, как всегда, правы, граф, – насмешливо сказал Друбич. – Жаль только, что, кроме вас, это заметили и соперники, и газетчики…
– Перестаньте, в конце концов, иронизировать, барон!..
Иван молча ел, поглядывая на компанию за крайним столиком – пятерых мужчин с невыразительными, будто стертыми лицами, почти одинаково одетых, в одинаковых котелках. Старший, с перебитой, расплющенной переносицей, заметив его взгляд, приветливо приподнял шляпу.
– Но весь Париж по-прежнему болеет за тебя, Иван, – с улыбкой кивнул на них Эжен.
– Остались две самые тяжелые схватки – Рауль и Йенс Педерсен. Рауль – очень хитрый и очень подлый, железный Йенс – очень умный и очень сильный. Это как бы два полюса современной борьбы – все худшее и все лучшее, что в ней есть… – продолжал Карсаков.
– Позвольте повторить мой вечный вопрос, граф, – отчего вы не пишете стихов? «Ода о французской борьбе на современном этапе ее развития»? Вы будете иметь успех!..
Иван, не слушая, искоса наблюдал за подозрительной
Он шел по ночному бульвару с Эженом.
– Мы, борцы, объезжаем весь мир, – сказал Эжен, вдыхая свежий воздух. – А что мы видим, Иван? Атлетический зал и арену. Когда закончится этот чемпионат, я покажу тебе Париж. Париж – это не соборы и дворцы, Париж – это улицы, дворы, это парижане… Я прожил пятнадцать лет в России, Иван, и остался французом. Это навсегда. Как и ты в любом краю мира останешься русским…
Иван глянул через плечо – компания шла за ними в отдалении.
– Иди в гостиницу, Эжен.
– А ты?
– Скоро буду. Один хочу пройтись.
– Понимаю, – кивнул тот.
Когда Эжен скрылся за деревьями бульвара, Иван обернулся – улица была пуста. Он свернул в темный переулок и пошел, постукивая тростью в тишине.
Двое возникли перед ним из-за угла. Он оглянулся – остальные подходили сзади, отрезая путь к отступлению.
– Вам нужен мой кошелек? – Иван доставал портмоне.
– Боюсь, тебе не хватит денег, приятель, – усмехнулся главарь, вытаскивая револьвер. Остальные достали ножи.
Иван взмахнул тростью. Раздался выстрел, пуля срикошетила от стены рядом с головой Ивана, а главарь, выронив «бульдог», повалился на мостовую, прижимая к себе перебитую руку. Иван ударил в другую сторону – второй апаш сложился напополам и рухнул. Третий ударил Ивана сзади ножом – тот едва успел закрыться, лезвие вонзилось в руку. От ярости не чувствуя боли, Иван схватил пятерней нож прямо за лезвие, рванул на себя – и переломил. Растерявшиеся апаши кинулись бежать. Иван помчался было за ними, но они бросились врассыпную по проходным дворам.
Главарь, постанывая, пытался подняться. Иван остановился над ним и занес над головой пудовую трость. Тот скорчился на мостовой, в ужасе глядя на него снизу, ожидая смертельного удара. Иван, раздувая ноздри, поднял трость выше – и не смог ударить. Наклонился, сорвал с него белый шарф и, заматывая на ходу окровавленную руку, пошел прочь не оглядываясь.
– Ты с ума сошел, Иван?! Ты смерти ищешь? – метался по комнате Карсаков.
Иван сидел на стуле, доктор плотно бинтовал ему левую руку от ладони до плеча.
– Почему полицию не позвал?
– Поддубные еще никогда ни от кого не бегали, – спокойно ответил Иван.
– Господи, а я действительно поверил, что ты изменился!
Врач начал собирать инструменты.
– Что скажете, доктор? – спросил по-французски Друбич.
– Скажу, что вашему другу повезло. Крупные сосуды не задеты. Сухожилия тоже целы. Нужен полный покой. И полная неподвижность для поврежденной руки. От любого напряжения раны снова разойдутся.
– Сколько времени нужно для полного выздоровления?