Дезертир
Шрифт:
– Ты... не человек... Человека бы я прикончил... Ты – Тухулка [120] . В насмешку... нацепил обличье... этого ублюдка-марианца... Давай, смейся, тварь...
Префект неуклюже, кривясь от боли, левой рукой вытащил из ножен кинжал. Встал на одно колено.
– Будь ты про...
Отчаянный выпад пронзил пустоту. Клинок пришельца взмыл над головой префекта и опустился. Фонтанирующее кровью тело завалилось на бок. Голова римлянина, подскакивая, покатилась прямо к затаившемуся, трясущемуся Асдуле.
120
Тухулка – демон смерти в религии этрусков.
Убийца вырвал из трупа Лутация свое копье и одним прыжком оказался возле князя. Тот забился в дальний угол своего убежища. Все происходящее напоминало ему дурной сон, такого просто не могло быть, только не с ним. Его трясло, словно в ознобе. Покрытый черной кровью, наконечник медленно покачивался на расстоянии ладони от лица Асдулы. Убийца сидел на корточках и не шевелился. Он просто смотрел, но во взгляде его не было ничего человеческого.
– Не убива... не убивай меня... Я сделаю все, что ты хочешь... Заплачу... Любые деньги... Сколько ты хочешь?
– Что ты с ней сделал?
– С кем? – прошептал Асдула.
Убийца отложил копье и молча выволок князя из его укрытия. За шиворот.
Через некоторое время лес снова вздрогнул от жуткого, пронзительного крика, наполненного, невыразимой словами, болью и ужасом. Испуганный лес долго не мог уснуть...
Таберна постепенно заполнялась посетителями. Несколько человек вошли шумной гурьбой, поприветствовали одноухого Акаста с Телесфором и присоединились к ним, придвинув еще один стол. Хозяин подскочил к ним, жадно пожирая глазами серебряные тетрадрахмы, заплясавшие по столешнице, испещренной надписями, по большей части непристойными.
– Миррина, хлеба и сыра с пореем господам! – окликнул Ксантипп рабыню, склонную к полноте женщину средних лет, – и вина! Они платят за хиосское!
– Еще акрид в маринаде, – попросил один из вошедших.
Вышибала поморщился, но взглянул на компанию с интересом: человек, заказавший столь неаппетитное, по мнению фракийца, блюдо, показался ему смутно знакомым. Благородные черты лица, длинные светлые волосы.
– Да пошевеливайся! – подгонял рабыню Ксантипп, – они еще заказали жаренный окорок.
– Откуда у нас окорок? – проворчала Миррина, – который день никто не заказывает, я и перестала покупать. Переводить еще хорошее мясо на всякое отрепье... У них и денег-то никогда нет.
Хозяин всплеснул руками.
– Я из-за твоего своевольства по миру пойду! Давай, сообрази что-нибудь другое!
– Ну что, сыграем? – спросил один из вновь прибывших.
– Дасдабай, – прогундосил другой.
Загремели кости в глиняной кружке.
– Тройки!
– Дай-ка сюда.
– Ха, "собака"!
– Зараза...
– Тряси!
– "Афродита", пусть выпадет "Афродита" [121] .
– Ха!
– Ну что за невезуха...
– Будешь еще?
– Нет, хватит с меня.
– Дракил, будешь играть? – обратился удачливый игрок к соседу.
– Отстань, – отмахнулся тот.
Один из игроков внимательно разглядывал костяной кубик с точками на гранях, несколько раз катнул кубик по столу, число точек каждый раз выпало разное. Поскреб кость ногтем.
121
"Афродита" – лучший бросок при игре в кости. "Собака" – наихудший бросок из возможных.
– На зуб еще попробуй, – посоветовал удачливый, – если думаешь, что я засунул туда свинец, то расскажи, как я его достаю, когда ты кости кидаешь?
– Ты когда-нибудь мне попадешься на горячем...
– Жду не дождусь.
Скрипнула входная дверь и на пороге появился здоровенный детина, гладко выбритый и небедно одетый. Голову его туго обтягивал темно-красный платок.
Вышибала машинально бросил на него профессиональный оценивающий взгляд и вдруг напрягся.
– Хо, Эвдор, чего так долго? – окликнул вошедшего один из игроков.
Названный Эвдором подсел к ним. Вышибала привстал из-за стола, взглядом сверля ему затылок.
"Очухался? Ну и славно. Мы сейчас тебя немножко поспрашиваем, а потом зарежем. Договорились?"
"Посмотри на его рожу, пьянчуга, он слова не сказал, а уже во всем сознался. И резать не пришлось".
Пьянчуга. Этот лохматый, с которым пришлось побарахтаться в воде.
– Хватит тут киснуть, – сказал Эвдор, – завтра выходим в море.
– И куда отправимся? – спросил лохматый.
– К Либурнийскому берегу.
– Чего мы там забыли? – спросил другой пират.
Эвдор еще не успел рта раскрыть, как неожиданно воодушевился лохматый.
– Я – за!
– С чего бы это? – неприязненно покосился на него отказавшийся играть моряк, в правом ухе которого висела серьга в виде лабриса, какие любят критяне, – всегда в противоположную сторону рвался.
– Да ну эту Киликию. Там из баб только тощие сирийки. Надоели. Иллирийку хочу. У них есть за что подержаться.
Пьяница изобразил в подробностях, чего и сколько он желает поиметь. Вышло нечто необъятное.
– Аристид, такая тебя грудями к ложу прижмет – раздавит, как клопа.
– Я тоже не люблю толстух, – сказал Акаст.
– Какие толстухи? – возмутился лохматый, которого назвали Аристидом, – они там все стройные, как на подбор!
– Стройнее сириек?
– Те просто тощие коровы.
Эвдор переводил взгляд с одного на другого.
– Я смотрю, больше вопросов ни у кого нет?
– У меня есть, – сказал критянин.
– И верно, как это я про тебя-то забыл. Спрашивай.
– Тебе Митридат приказал идти в Иллирию?