Дезертир
Шрифт:
Когда Сулла высадился в Италии, и началась война, Север несколько оживился, стал внимательно следить за новостями, благо пираты теперь посещали почти исключительно италийские порты. Правда, дела у марианцев шли плохо, поэтому Квинт лишь скрежетал зубами и негромко ругался, понося последними словами Суллу и его противников-неумех.
В один прекрасный день Эвдор задал Квинту прямой вопрос:
– Почему сейчас ты все еще с нами? Почему не присоединишься к своим?
Север ответил не сразу.
– Хотел сначала. Но временами мне казалось, что я уже нащупал след.
– Теперь не кажется?
Квинт медленно помотал головой. Долго молчал. Эвдор уже хотел что-то сказать, когда Север, наконец, заговорил:
– Сертория не допустили к высшему
– Доверяешь только Серторию?
– Да.
Эвдор оставил его в покое. Он все время куда-то уезжал, а пираты сиднем сидели в Остии. В подбрюшье у Волчицы. Безопасно сидели. Ну, разве что пришлось перетереть с некими уважаемыми людьми, которые крышевали на Тибре склады и причалы. Их власть распространялась на всю реку от портика Эмилия, что в самом Городе, до Остии. Выше по течению река принадлежала другим, не менее авторитетным людям.
Эвдор уладил все дела без особого труда. Квинт отметил, что Мышелова в Риме явно неплохо знали и уважали. Не те важные люди, которые облечены государственными должностями или владеют большим состоянием. Иные, незаметные, но при этом не менее влиятельные.
"Наш пострел везде поспел..."
Когда прошли ноябрьские календы, и Рим и Остия гудели, как один большой разворошенный муравейник. Из Города потянулись беженцы. Далеко не все из них поддерживали марианцев. Просто испугались того террора, который начался после завершения Коллинской битвы. Слишком хорошо все помнили, как сам Марий и его озверевшие рабы истребляли людей безо всякого разбору. Очень быстро стало ясно, что Сулла достижения своего врага превзойдет. Рассказы о зверствах сулланцев множились день ото дня и были один страшнее другого.
Vae victis. Горе побежденным.
После битвы победитель собрал сенаторов в храме Беллоны, вне городской черты, которую он, будучи проконсулом, не имел права пересекать. В отличие от Мария, Сулла вел себя очень хладнокровно, не ярился, говорил спокойно. А сенаторы тряслись от страха, поскольку неподалеку сулланцы резали пленных.
"Это убивают кучку мятежников", – заявил Сулла.
Мятежников насчитывалось несколько тысяч. "Кучка..." И это было только началом.
Именно на том "выездном" заседании Сената Сулла предложил составить списки тех, кого следует убить без суда. Отцы-сенаторы предложение отвергли. Видать, еще до конца не поняли, что происходит и какие слова говорить Сулле можно, а какие лучше не надо.
Победитель усмехнулся и собрал комиции [128] . Там он произнес зажигательную речь и народ одобрил введение проскрипций. И покатились головы...
Квинт размышлял, что делать дальше. Стоило признать – искать Берзу уже бесполезно. Прошло несколько лет. След изначально был еле виден, а теперь и вовсе пропал. Марианцы разгромлены, случилось все то, чего он так боялся. Куда теперь податься? Вывернуть душу наизнанку и остаться с пиратами?
Он давно понял, что это не простые пираты. По крайней мере, главарь. Север не был дураком, видел, что Эвдор его вербует. А к чему еще все эти разговоры про Луция Магия? В дела Мышелова посвящен Аристид. С последним Квинт состоял в хороших отношениях (хотя их и нельзя было назвать дружескими), и знал, что тот не испытывал восторгов от того, что, фактически, служит Митридату. Тем не менее, Пьяница во всем поддерживал Эвдора и был его верным соратником. Квинт видел – Аристиду, в общем-то, глубоко наплевать на всяких митридатов, но за своихон кому угодно свернет шею.
128
Комиции – народное собрание в Древнем Риме.
Свои...
У Квинта своих не осталось. Хотя нет. Все еще жив Серторий. Говорят, что он в Испании.
План созрел быстро. Эвдор вербует Квинта.
Квинт намекнул Эвдору о том, какие шаги следует предпринять для обоюдной выгоды. Мышелов выслушал очень внимательно, намек понял, но прежде, чем им удалось обсудить все детали подробно, произошло одно событие, которое Север поначалу счел не слишком примечательным, не зная еще, как оно отразится на его судьбе.
В тот день, пираты по-прежнему резались в дуодецим в одном портовом кабаке. Квинт пил вино и ждал, когда Эвдор закончит какое-то дело с парой глубокоуважаемых мордоворотов, представившихся "счетоводами из Авентинской коллегии". Из-за игрового стола неслись традиционные возгласы: "Нельзя ставить на шесть букв подряд, это не по правилам! Чего?! В вашем волчатнике может и по правилам, но у нормальных людей заведено иначе!"
Распахнулась дверь, и в таберну вошел один из местных пьяниц, человек непримечательной внешности. Он огляделся по сторонам, увидел Аристида, приблизился и что-то шепнул на ухо. Аристид кивнул и удалился на второй этаж, где располагались комнаты постояльцев. Через некоторое время они спустились вместе с Эвдором и его гостями. Мышелов продолжал беседовать со "счетоводами", каждый из которых мог с легкостью согнуть кочергу. Они попрощались, пожали друг другу руки. Эвдор посмотрел на Аристида, тот кивнул на своего собрата по почитанию Вакха.
– Что случилось?
Забулдыга что-то протянул Эвдору. Квинт, который за время службы вышибалой научился обращать внимание на мелочи, успел увидеть, как в пальцах пьяницы блеснула монетка. Не просто монета – серрат [129] .
– На рынке ждет, – сказал пьяница.
– А чего сюда не пришел? – спросил Аристид.
– Опасается, – ответил Эвдор, – на рынке проще затеряться.
Он шагнул к двери, но вдруг остановился. Повернулся к Квинту.
– Спартак?
129
Серрат – монета с зубцами на гурте.
– Что?
– Пойдем-ка с нами.
– Зачем? – спросил Аристид.
– Представлю вас обоих кое-кому. Мало ли. Пригодится...
По дороге на рынок, Эвдор спросил:
– Спартак, как ты относишься к самнитам?
– Полагаю, любой "фракиец" относится к "самнитам" с неприязнью, – хохотнул Аристид [130] .
Всю подноготную Севера он знал, Эвдор рассказал ему, как и обещал.
– Нормально отношусь. Большую часть жизни прожил в окружении самнитов.
130
Игра слов. Аристид намекает на корпорации гладиаторов – "самнитов" и "фракийцев", которых римляне часто противопоставляли друг другу на арене. При этом члены этих корпораций совсем не обязательно были этническими фракийцами и самнитами.
– Да, я помню, ты говорил. Тем лучше, поскольку он – самнит. Вернее, оск.
– Оски – не совсем самниты, – сказал Квинт, – когда-то давно они были завоеваны самнитами и переняли их язык.
– Спасибо за пояснение, но сейчас это уже не важно, – сказал Эвдор.
От таберны до рынка идти было недалеко.
– У мясных рядов. Он сам подойдет, – сказал проводник и удалился.
Ждали недолго.
– Радуйся, Эвдор, – прозвучал голос за спиной и все трое обернулись.
Перед ними стоял, скрестив руки на груди, крепкий малый, загорелый, черноволосый. Выглядел он чуть постарше Квинта, хотя, скорее, это борода прибавляла ему лет. Он был одет в простую серую тунику с рукавами короче обычного, открывавшими мощные бицепсы. На правом багровел странного вида шрам, напоминавший витой браслет.