Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
Домой можно было попасть трояко – пешком, на такси и трамваем. Пешком по морозцу, пусть даже в теплой шубе, Изора бегать не желала, и так за день умоталась. На такси пожалела денег – вот когда салон встанет на ноги, тогда и будем разъезжать. Оставался трамвай.
Проезжая вдоль парка, Изора увидела под фонарем пару – мужчину и женщину. С парком этим у нее были связаны воспоминания, она невольно улыбнулась, не отводя от пары глаз, и тут поняла, что это у мужчины не воротник дубленки, а длинные светлые волосы. Более того – короткую шубку с широкими рукавами, с ламовым пышным воротником она сразу признала. И, устремившись вперед, впилилась лбом в стекло. А трамвай как раз поворачивал, так что она увидела эту пару в профиль и довольно четко.
Под фонарем действительно стояли Сашка и Фердиад.
Не обнимались, не целовались – а просто, видать, шли рядом по дорожке, разговор сделался не в меру острым, видеть глаза собеседника стало просто необходимо, и они остановились, продолжали беседу в голубоватом свете фонаря, под падающим снегом.
С Изоры словно сдернули войлочный колпак, на несколько дней лишивший ее зрения, слуха и понимания обстановки.
После ссоры с Сашкой, яростно просившейся на Курсы, Изора поревела, успокоилась и уже не могла бы вспомнить в точности Сашкины аргументы. А Сашка в тот же вечер пропылесосила ковры и вообще вела себя как примерная девочка, озабоченная только учебой и домашним хозяйством.
Изора тут же решила, что взрыв дочкиных эмоций был спровоцирован женщиной, требовавшей от семейного салона невозможного – спасти ребенка, от которого уже и медицина отказалась. И вздохнула Изора, вспомнив, как в первые недели обучения на Курсах считала всех преподавателей всемогущими и непобедимыми.
И вот оказывается, что за Сашкиной мечтой о курсах стоит этот беловолосый подлец, накинувший на крестную опасный гейс-оболочку, еще хорошо, что не широкий, лишающий здоровья, и не роковой, после нарушения которого сестрички Морриган позволяют дожить всего лишь до заката.
Изора была искренне привязана к Даре, что не мешало ей смотреть на личную жизнь крестной критически. Как всякая мать, она поглядывала свысока на женщин, не родивших детей. И всякое чудо, совершенное Саной, или Дарой, или Брессой, разбивалось вдребезги о святую Изорину убежденность: ремесло ремеслом, а вот попробовали бы они без мужа и почти без бабушки вырастить ребенка!
Меньше всего Изора хотела, чтобы Сашка повторила судьбу Дары или же Саны, не к ночи будь помянута. А хотела она дать ребенку, пусть хоть в принудительном порядке, то, чего сама от жизни не получила: высшее образование, симпатичного жениха с хорошим образованием и из достойной, денежной семьи, белое платье с фатой и венчание в церкви, свадебное путешествие хотя бы в Анталью, если Лазурный берег окажется не по карману… А дальше – отдельную квартиру, возможность покупать все, чего душе угодно, и из продуктов, и из одежды, и, когда душе захочется, здоровенького младенчика, над которым будет хлопотать вся родня плюс профессиональная няня, впоследствии – гувернантка. А сила – что же, сила может найти применение в семейном салоне, три-четыре раза в неделю, сила может сделать Сашку лучшей в городе гадалкой или, скажем, специалисткой по чистке помещений.
Трамвай исправно привез Изору домой, и по дороге она успокоилась настолько, что решила отложить разборку. В конце концов, она знала про свою способность срываться и орать – «издержки производства», как назвала эти срывы Дара, объяснив их влиянием имени. И действительно – за Натальей скандалов не водилось, а за Изорой – водились.
Она послала зов Даре и получила блок: не мешай, занята.
Сашка пришла поздно – конечно же, «от подруги Жанны». Вспомнив молодость, Изора даже не подумала звонить Жанне – та давно получила инструкции и готова к продуманному, вдохновенному вранью. Мама с дочкой поужинали и пошли спать. А наутро Изора поняла, что все это – несерьезно. Во-первых, прогулка по ночному городу – не криминал, во-вторых, мало ли в городе коротких шубок с широченными рукавами? Да и платиновая грива Фердиада отливала металлическим блеском только в голубоватом свете фонаря – мало ли в городе длинноволосых парней?
Повторять зов Даре она не стала. И преспокойно пошла в салон.
Днем же Изора ощутила тревогу.
Безмятежность, о природе которой догадалась Дара, но то ли не успела, то ли поленилась разобраться с этой безмятежностью, была достаточно поверхностной – тонкие чары сида, совсем незаметные, так – легкая туманная вуаль, и не были рассчитаны на борьбу с сильными эмоциями. Они приглушали ощущения – и не более того. А тревога Изоры была глубинного происхождения – до той глубины Фердиад не докапывался.
Изора позвонила Сашке, но ее мобилка оказалась отключенной.
Оставив салон на Ирму с Зоей и зашедшую в гости Мойру, Изора поехала в институт. Умом она понимала, что во время экзаменов телефону и не положено работать, но хотела убедиться – на месте ли Сашка.
Тут и обнаружилось, что любимая дочка экзаменов вообще не сдает.
Изора понеслась домой.
Дверь, как всегда, была открыта, она ворвалась в квартиру и в дочкину комнату.
Сашка в халатике стояла перед раскрытым шкафом, а на тахте валялись ее юбочки, свитерки, брючки. Большая и новая дорожная сумка была тут же, с краю. Сашка деловито собиралась в дорогу.
– Ты куда это? – воскликнула Изора.
– На Курсы, – преспокойно ответила Сашка. – Сперва – на Имболк, а потом – на Курсы.
– Нечего тебе там делать! Хватит того, что мать полжизни на эту чушь потратила, – сурово заявила Изора. – У тебя институт, сессия, диплом получишь.
– Там тоже экзамены и тестирование, там тоже диплом. И никто не виноват, что ты занимаешься чушью! – выпалила Сашка. – Ах, Таро, ах, скандинавские руночки! А когда серьезная болезнь – так и лапки кверху, да?
Это она некстати для Изора вспомнила мальчика с лейкемией, тяжелый случай, после которого исчезли сперва Кано, потом – Дара.
– Ты думаешь, я ничего не понимаю? – как ей казалось, спокойно и уверенно спросила Изора. – Ты думаешь, я ничего не вижу? Курсы ей понадобились! Тьфу! Сказать, как твои Курсы выглядят и чем занимаются?
– Ага! – ответила на это дочь. – Подглядываем?! Выслеживаем?! Да?!
– А что вас выслеживать, если вы по парку шатаетесь и при всех обжимаетесь! – брякнула мама. – Я когда-нибудь была против твоей личной жизни? Когда ты с Дениской ходила – на здоровье! Когда у нас твой Лешка переночевал – разве я хоть слово сказала?
Было такое, было – и парень был Сашкой выпровожен в половине седьмого утра, в полной уверенности, что это совершилось бесшумно!
– Ну так в чем же дело? – спросила она, придерживая на всякий случай сумку. – Если ты не возражаешь против моей личной жизни – так что ты на меня кричишь?
– Кто, я кричу? Я хочу тебе сказать, что этот человек тебе не пара!
– Дениска, значит, мне пара? Ну, мать, ты даешь!
– Ты хоть знаешь, сколько ему лет?
– А что? Это имеет значение?