Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
– Вспоминай!
А вот повышать голос не следовало.
– А зачем? Мало ли, какой он был! – вдруг Фаина разозлилась и стукнула кулачком по бедру. – Ну, какое это имеет значение?! Вы что, тоже считаете, что имеет, да?!
– Нет, конечно же, нет! – воскликнула Дара, понимая, что девушка не врет. Фаина действительно не помнила лица Диармайда. Во-первых, прошло девять лет, во-вторых, ведя уединенный образ жизни, она просто с детства не научилась искать отличия в человеческих лицах и запоминать их.
Но этот
Самой Даре тоже было шестнадцать, когда она познакомилась с Артуром. И кое-что стало для нее таким же ясным, как собственная биография.
Дара еще раз огляделась. Не может быть, чтобы у Фаины не осталось чего-то на память об этом «Дим-Димыче», знатоке древних преданий и любителе поэзии. У нее самой хранились Артуровы наброски, кассеты, зажигалка, все это сгинуло при переезде и правильно сделало. Есть же что-то, есть, и вот сейчас девушка в волнении выдаст себя…
Перехватил взгляд Дары, направленный на полки, Фаина быстро заговорила о том, как молодые поэты переругались до визга и она опять оказалась одна, даже без подруги Марианны, наедине с книгами…
– И Дим-Димыч исчез? Как сквозь землю провалился? – Дара опять сделала знак, собирающий внимание. и глаза Фаины замерли, девушка видела перед собой только протянутую руку.
– Он был болен. Он был очень болен. С ним случилась беда. Он даже стал пить.
– И однажды он пришел к тебе, – уже догадываясь, какие слова прозвучат, подсказала Дара.
– Да, пришел и попросил спрятать одну вещь.
– Это была толстая самодельная книга без названия.
– Да, он отдал мне эту книгу и попросил хранить, пока он за ней не вернется. Я спросила – когда? Он не знал, он только обещал вернуться. Он очень просил сохранить книгу. Говорил, что только сюда он может вернуться, сюда, где живет память. Говорил, что только я одна могу, только мне он доверяет. И больше я его не видела…
– Вон она стоит, эта книга, – Дара указала подбородком. – Если позволишь, я возьму ее…
И, очень медленно поднявшись из кресла, продолжая держать перед лицом Фаины знак из пальцев, Дара встала коленом на диван и сняла с полки толстый и тяжелый фолиант. Растопыренных пальцев едва хватило, чтобы цепко взяться за корешок переплета.
Чтобы положить его на стол и раскрыть, ей пришлось убрать знак. И, пока Фаина приходила в себя, Дара успела перелистать книгу. Она отличалась от той, что хранилась в Ленинке! Хотя бы тем, что в ней были рисунки!
– Что вы делаете?! – закричала Фаина. – Отдайте сейчас же! Не смейте ее трогать!
– Ничего с ней не сделается. Я уже видела по меньшей мере две такие. Я только хочу сравнить…
– Нет! Ни с чем вы ее не будете сравнивать!
– Фаина! Этот твой Дим-Димыч изготовил несколько таких книг, и все разные! Я хочу проверить одну мысль, понимаешь? Он делал одну книгу в девять лет, потому что раз в девять лет он заболевал опасной болезнью! И он хотел хотя бы так сохранить свои знания и древние стихи…
Дара старалась говорить, как с ребенком, не пускаясь в сложности, но перед ней был вовсе не ребенок, перед ней был ее родной город, на несколько минут воплотившийся в девушку с красивым лицом, которая пытается быть королевой в стенах своей квартирки и напрочь утратила понятие о течении времени.
– Вы ничего не будете проверять, отдайте книгу, он мне ее оставил, он за ней вернется! – перебивая Дару, твердила Фаина. – Я папу позову!
– Он обещал вернуться через девять лет? И поэтому ты пришла в салон?
– Папа! – закричала Фаина. – Папа, иди сюда скорее!
– Ты девять лет его ждала? Не помня лица? Не помня голоса? Вот просто так сидела и ждала? – Дара не понимала, откуда в ней вдруг столько злости, бедная горбунья вовсе не заслужила сарказма и ехидства.
– Вы ничего не понимаете и не можете понять! – отрубила Фаина. – Да папа же! Я же зову!
Дара хотела сказать, что, наоборот, все прекрасно понимает. Но вдруг сообразила: любые слова будут сейчас жестоки. А она – целительница, и право на жестокость ей дано не для таких дурацких споров.
Фаина и не могла жить иначе – она хранила в душе самое яркое и светлое, что с ней случилось в жизни. Если бы пришел другой, более реальный мужчина, она бы через две недели закинула книгу Диармайда на антресоли.
Но мужчина к ней прийти не мог – хотя бы потому, что она прятала от людей и свое уродливое тело, и свое красивое лицо впридачу.
Город, опять подумала Дара, вот он во всей своей красе – город, где окаменевшее время сбилось с пути и ползет задом наперед! Город, который никому не дает быть в полной мере молодым, зато на столетия растягивает старость! Город, который разводит в человеческих душах кладбища и заставляет девушек сажать цветочки на могилке каждой амурной встречи, да что встречи – на могилке каждого пристального мужского взгляда!
На что она употребляет свою силу, о великая Бриг, на что, подумала Дара, да лучше бы она пила или кололась, не так было бы обидно за эту силу, которая вся ушла в отупевшее от безнадежного упрямства и уже не имеющее отношения к реальному человеку чувство!
Этот город до последнего пережевывал жвачку былых любовей и ненавистей, пока они, напрочь утратив вкус и запах, не превращались во вязкую белую резину. Но и тогда город не решался выплюнуть безвкусную резину, потому что привык бездумно двигать челюстями, а не будет этой жвачки – неизвестно, где взять другую.
– Тебе нужно уезжать отсюда, – сказала Дара. – Уезжать, куда глаза глядят! Там ты оживешь, слышишь? Сана даст тебе еще десять сантиметров роста, Изора тоже поможет, не пропадешь. Ты будешь просто маленькой и красивой женщиной…