Дикая охота
Шрифт:
— Анкаля!
Сестра не отзывалась.
— Анкаля! — снова позвал Млеткен. — Это я, твой брат! Отзовись!
Тишина. Охотник забеспокоился и побежал к землянке. Снег возле нее был истоптан, полог сорван, внутри — никого. Млеткен сел на землю и завыл, словно волк. Кто-то похитил его сестру. Она отчаянно сопротивлялась, но разве может справиться девушка с похитителями? Где теперь ее искать? Он сам во всем виноват. Своей ложью он накликал настоящую беду. Теперь Анкаля и правда потерялась, и он не успокоится, пока не отыщет ее. Внезапно Млеткен замолчал, пораженный страшной догадкой: Шаман! Старик
Млеткен вскочил на ноги и помчался к умрану Великого. Откинув полог с такой силой, что чуть не сорвал его, охотник ввалился внутрь. Шаман возлежал на ложе, сыто улыбаясь и глядя, как танцует для него обнаженная женщина. Увидев Млеткена, он сначала удивленно поднял бровь, а затем жестом отослал танцовщицу. Та быстро накинула На себя куртку и выскочила наружу.
— Где она? — закричал Млеткен. — Что ты с ней сделал?
— О чем ты? — спросил Шаман, хитро улыбаясь.
— Где Анкаля? Ее нет в тундре!
— Значит, ты и без келе знал, где прячется твоя сестра? Ты обманул всех? — Великий нахмурился.
— Тебе все известно, — тихо проговорил Млеткен, тяжело опускаясь на пол, — Я солгал и согласен сполна заплатить за это. Но уж тебе ложь и вовсе не к лицу.
— Хорошо, — важно кивнул старик. — Давай говорить начистоту. Ты не хотел отдавать мне свою сестру и приготовил для нее убежище. Ничтожный, ты забыл, кому пытался сопротивляться. Конечно же, как только ты ушел отсюда, я продолжил разговор с духами, и они все рассказали мне.
— Где она? — перебил охотник Шамана, — Она жива?
— Конечно, жива. Зачем мне мертвая женщина? Я предпочитаю живых, — гнусно ухмыльнулся Великий.
— Верни ее мне.
— Забудь и думать об этом.
— Тогда я всем расскажу, каким богам прислуживают женщины, которых ты собрал у себя. Их единственный бог — ты!
— Кто поверит тому, кто уже однажды солгал? — ехидно поинтересовался старик.
— Об этом никто не знает. Я снова солгу — и объясню всем, что ты помог найти Анкалю, но за это потребовал, чтобы она разделила с тобой ложе.
— Погоди, — нахмурился Щаман. — Так и быть, я снизойду до сделки с тобой. Ты оставляешь мне сестру, и о твоей лжи не узнает никто.
— Не буду я заключать с тобой никаких сделок!
— Забудь о сестре. Навсегда забудь! — вскричал Великий. — Ее нет сейчас здесь. И если ее не будет в моем умране, никто больше не увидит ее. И не стой у меня на пути. Со мной тебе не совладать. Ты сам выбрал судьбу для Анкали. Ее продадут в чужие земли. Она не вернется в стойбище.
— Я найду ее.
— Попытайся.
— Я найду ее, — упрямо повторил Млеткен, — А потом вернусь и расправлюсь с тобой.
Глава вторая
Джерим не помнил своих родителей. Иногда он даже Т сомневался, что они у него вообще были. Его нашли совсем крошечным младенцем в жарких и влажных вендийских джунглях неподалеку от затерянной в непроходимых дебрях маленькой деревушки. Он лежал в люльке, сплетенной из лиан, и сладко спал, время от времени всхлипывая во сне. Наверное, ему снился беспокойный сон. Именно эти звуки и привлекли внимание одной из женщин, отправившихся в то утро за хворостом. Она позвала подруг, и тихонько, на цыпочках,
В мягкой слегка покачивающейся зеленой колыбели лежал аккуратный сверток из тончайшей и, по-видимому, очень дорогой ткани. Когда его развернули, на глазах женщин заблестели слезы умиления, настолько очаровательным был розовощекий младенец с шелковистыми волосками, закрученными в крупные кольца. На голеньком животике лежала записка, в которой, как выяснилось позже, было указано имя мальчика: Джерим.
На вид ребенку было около полугода. Его завидное здоровье и вполне благополучное существование до того, как он очутился в джунглях, не вызывали сомнений: ребенок радостно всем улыбался, доверчиво тянул руки к совершенно незнакомым людям, пухлые ножки с розовыми пятками оказались настолько крепкими, что малыш довольно скоро начал пытаться на них встать. Как он попал в такую глушь, почему его оставили на съедение хищникам, так никогда и не удалось выяснить. А впрочем, никто особенно и не старался это сделать. Младенца отнесли в деревню и отдали на воспитание одинокой бездетной немолодой уже женщине по имени Эндара.
Эндара восприняла найденыша как подарок богов и быстро привязалась к очаровательному мальчику настолько, что даже не могла представить, что когда-то его не было в ее жизни.
Джерим рос очень быстро, и годам к тринадцати это был уже вполне оформившийся юноша, высокий, стройный, с длинными слегка вьющимися черными волосами, отливающими синевой, благородным прямым носом, на котором обращали на себя внимание резко очерченные ноздри, и с удивительными глазами, посаженными слегка раскосо, ко не как у кхитайцев, а наоборот, скошенными к вискам вниз, невероятного цвета. Их можно было назвать карими, но не темными и бархатными, как у большинства вендийцев, а, скорее, золотисто-рыжими. Находясь целыми днями вне дома, он не мог не загореть, но солнце, казалось, не палило его кожу, а лишь ласково гладило, и она так и не приобрела характерного для обитателей здешних мест оттенка.
И только тогда, задумавшись, почему он так не похож на окружавших его людей, Джерим поинтересовался у Эндары, в чем дело. Бедняжке вовсе не хотелось признаваться мальчику, что она не родная мать ему, но и лгать приемному сыну она не могла. Пришлось Эвдаре рассказать о давних событиях. К ее радостному удивлению, Джерим отнесся к ее словам очень спокойно. Он обнял женщину, прижался к ней щекой и сказал:
— Кем бы ни были мои настоящие родители, я рад, что попал к тебе. У меня нет другой матери, кроме тебя, и я вовсе не буду любить тебя меньше оттого, что не ты меня родила.
Однако с этого дня юноша все чаще и чаще засиживался где-нибудь в стороне от людей, впадая в глубокую задумчивость. Похоже, он все-таки пытался вспомнить, кто он, однако все попытки, естественно, были напрасными. Однажды утром он отправился в джунгли, куда его словно манила какая-то сила. Он шел и шел, пока не поравнялся с тем местом, где когда-то висела его колыбель из лианы. Джерим долго стоял, ласково поглаживая растение, словно это были волосы его родной матери, и не заметил, как из зарослей показалась широкая, лобастая голова тигра.