Дикая стая
Шрифт:
Женщины спешно потрошили рыбу, складывали ястыки с икрой отдельно в ведра и тазы. Они даже не глянули на приехавших, торопились.
— Прекратите разбой? — заорал Корнеев. Сцепив кулаки, он подскочил к мужикам, прятавшим полные ведра икры.
— Чего орешь, Гоша? Что тебе нужно? Зачем сюда возник? — встал перед поселенцем здоровенный мужик, которого весь Усть-Большерецк звал не иначе, как Вася. Он работал грузчиком в магазине один за целую бригаду, сам разгружал машины, таскал мешки и ящики. Человек никогда не жаловался на усталость. Силищу имел не человеческую, но никто не помнил, чтобы грузчик хоть кого- то тронул пальцем, даже по пьянке. Именно за это миролюбие и добродушие Васю очень любили поселковые.
— Вася, это ты поймал рыбу? — спросил Гоша.
— Я? — ответил простодушно.
— А ты знаешь, что лов лососевых запрещен?
— Гош, а государство подумало про меня и моих детей? Что мы жрать будем? У меня их пять душ! Все в школу пойдут. Чем я кормить стану свою семью? Ни на базар ловил!
— Вася, всем запрещено ловить рыбу. Детям иль взрослым, без оговорок! За такое не только штраф полагается, а и под суд отдают людей. Так что прекращай браконьерство и не доводи до беда? — предупредил Гошка.
— Да пошел ты! А то вот наступлю тебе ногой на «репку», и не станет инспектора! Пусть запретчики попробуют пятерых ребят вырастить здесь без жратвы! — повернулся спиной к Гоше и оказался перед Рогачевым.
— Вася, сматывайся? Пока добром просим. Ни одного тебя с реки погнали, слышь? Иначе и на хлеб не будет! Уходи, линяй отсюда, пока худшего не случилось! — предупредил Стас.
— Черт вас принес!
— Все ловят, чем мы хуже?
— Проваливайте отсюда! — галдели люди.
— Предупреждаю, хоть пальцем тронете иль слово добавите, будете отвечать перед Законом за рукоприкладство или оскорбление лица, находящегося при исполнении служебных обязанностей! — сказал Рогачев, и поселковые тут же стихли.
— Указ о запрете лова лососевых издавал не Гоша! Ему велено следить за его исполнением. Так что нечего на нем отрываться! И прошлым хватит упрекать! Любой из вас может оказаться в тюрьме вот за этот улов, если Гоша напишет акт. Поняли? И срок будете отбывать реально.
— Не, мужики, нас еще пужают зоной? — вывернулся из-за спин рыжий мужичонка.
— Да пшел ты вон отсюда! — шикнули на него раздраженно.
— Ну, так как? Договорились? Сматываемся добровольно или составляем акт? — прищурился Гоша, оглядев мужиков, всех до единого.
— Да будет тебе наезжать!
— А эту рыбу, что поймали, дашь забрать? — спросила молодая смазливая бабенка. Она высоко подоткнула юбку, заголила ка общее обозрение белые красивые дат.
Стас старательно отводил взгляд от них, от высокой груди, нежных округлых плеч, но справиться с собой было нелегко. Рогачев глянул на Гошу, во взгляде — мольба без слов.
— Ладно, эту, что поймали, забирайте, но больше не дам! Никому — глянул на бабу, споено кнутом стеганул. Та юбку одернула со страха, села, опустив голову.
— Давайте, мужики. Закругляйтесь! И чтоб через полчаса никого тут не было. Я проверю, — пообещал поселенец и пошел к реке, не оглядываясь. Следом шел Рогачев, спотыкаясь и вздыхая, поминутно оглядываясь на женщину, бросавшую на него озорные взгляды.
«Эх-х, хороша бабенка! Да народу много. Словом не перекинешься. Тут же из мухи слона сообразят.
Но кто она? Наверное, чья-то жена? Одиночкам ту делать нечего. Кто ж она?» — не давал покоя навязчивый вопрос.
— Гош, а ты всех знаешь из этих? — кивнул Стас на тех, оставшихся за спиной.
— Там вся пекарня. В полном сборе, а с ними! Вася. Они давно кентуются промеж собой. Вот та которая просила улов оставить, — кондитер ихняя. Для детсада и школы всякую хренатень печет: булки, печенья, сушки и даже торты. Знаю их всех. А вот, тот «окурок» — в ихних сторожах! Вместе с котом на «пахоту» возникает Кошак весь в хозяина, такой же рыжий и нахальный. Мышей ловит за себя и хозяина. Тому деньги, а коту — ни хрена, хоть мужик ночи напролет спит на одном боку. Ну что тыздить на той пекарне? Муку или сахар? Кто из-за этого рисковать головой станет? Нет таких полудурков! — убежденно говорил Гоша.
— Как зовут кондитера? — спросил Стас.
— Женька она! Евгенья, вся, как есть! — понятливо подморгнул поселенец.
— Давно она там работает?
— Хрен знает. Когда стал возить им воду, она была! Бабы все к ней прикалываются ихние, — рассмеялся поселенец.
— Чего?
— Говорят, что тут ей в старых девах до конца века дышать, мол, замуж выйти не за кого.
— Она — одиночка? — остановился Рогачев.
— На то время была такой, но почти год прошел. Может, сыскала за это время. Да и что с нее взять? Вот то ли дело у тебя! Сын имеется. Баба — уж черт с ней! Их по десятку на день поменять можно, а вот сын — то как награда! Мужиком вырастет! — оглянулся Гоша. Стас шел за ним молчаливый, грустный.
Отъехав километра три, снова приметили дымок костра. Едва подрулили, услышали громкие голоса, музыку.
— Что-то тут рыбой и не пахнет! — крутнул носом Стас и предложил: — Поехали отсюда!
— Давай глянем, коль нагрянули, — шагнул на берег Гоша и пошел напролом через кусты.
Как же удивился поселенец увиденному впервые и жизни.
На полянке, украшенной воздушными шариками и ленточками, веселилась поселковая молодежь. Ребята и девчонки танцевали вокруг накрытого стола. Рядом горел костер, здесь жарили шашлыки.
Кто-то пел, обнявшись, другие скакали козлами под сумасшедшую музыку. Все нарядные, словно пришли на праздник.
— Гошка, у них сегодня свой день! Аттестаты получают. Конец школе и детству! Пошли, это их день, не будем им мешать! — дернул Стас поселенца за руку, но поздно их увидели.
— Давайте к нам! — подбежали ребята, ухватили за руки, втащили в круг.
Кто-то сунул в руки бокал шампанского. Стасу пришлось пить на брудершафт с хорошенькой девчонкой, а Гоше — с классной руководительницей, которую для этого важного дела оторвали от приготовления шашлыков.