Дикая стая
Шрифт:
Она увидела Гошу, поздоровалась, в дом позвала на чай. Поселенец подвел лодку чуть ли ни к порогу. Бабка едва успела зачерпнуть воду, и Гошка, глянув, рассмеялся: в оба ведра попала рыба. Она плескалась так, что брызги воды летели на руки.
— Вот и обед пришел! Без сетей. Несите в дом, — улыбался инспектор. Он знал, старый охотник не ставил сети на рыбу. Кормился своим трудом. Ну, а коли сама рыба попала в ведра, пусть хозяйка порадуется.
Гоша пил чай, сидя рядом с Притыкиной. Старуха рассказывала о хозяине. Тот поехал в Октябрьский сдавать пушнину. В этом году ее оказалось совсем мало. За всю зиму — два десятка соболей, с десяток норок, штук пятнадцать горностаев, немного
— Видно, придется на лето в сторожа устраиваться, иначе жить станет тяжко. Пензии на лекарства не хватает — сетовала хозяйка.
— А дети? Сыновья ваши? Иль не помогают, Ведь все — начальники, — удивился гость.
— Разве родители на то имеются, чтоб своих, кровных обдирать? Ить наши они, родные. Грех обижать своих. Не приведись, обузой им стать. Кому такие родители в радость? Нет, покуда ноги держат; сами кормимся, — говорила женщина убежденно.
— Другие иначе рассуждают, мол, детей родили, чтоб в старости помогали жить, кормили и ухаживали.
— Глупство! Кому такая старость надобна, если сам себя человек не прокормит? Тогда нехай загодя уходит на погост, чтоб другим не мешать. Ить у наших ребят свои дети имеются. Кто их кормить будет? Опять же сами сыновья. Так оно и идет в этой жизни. Старики не должны проедать больше, чем зарабатывают.
— Ох, и немногие вас поймут, — качал головой Гоша.
— Потому как совесть потеряли старые! Пузо распустили, а в руках, кроме ложки с вилкой, ничего не держится. Да и в голове, окромя тараканьих жопок, ни черта нет! Я своим мальчишкам воспрещаю деньги на нас изводить. Нехай на себя и детей тратят. Что нам, старым, нужно нынче? На хлеб пензии имеем. А мясо, вона мужик в конце осени такого медведя завалил, что и нынче котлеты едим. Черемши по весне набрали. Картоху с капустой сама вырастила на огороде, еще и детям дали.
— Добрые вы люди! Не всем так повезло с родителями! — позавидовал поселенец.
— Детей не иметь, а любить надо! — ответила бабка скупо и подала Гошке в тарелке оладьи с медом.
— Ешь, покуда горячие. Простынут, перестанут быть вкусными, — заставила бабка поесть человека. — Знаешь, как оно в жизни приключается, дед мой сказывал. По ранней весне стряслась беда. Паводок раней обычного поднял медведей с берлог. Так-то неприятность и достала зверьи семьи. Покуда мату- ха одного медвежонка унесла в сухое место, второй в берлоге захлебываться стал. Сам не смог вылезти наружу, мал был, умишка не хватало. Тут мой дед рядом случился. Выволок пискуна за загривок и отнес на сухое. На дерево подсадил на всяк лихой случай. Сам сбег, чтоб медведицу ни встренуть. Они по весне кого хошь заломают. Но видел Коля, как матуха его человечьи следы нюхала. Потом медвежонка ухватила и ходу от залитой берлоги, — рассмеялась Притыкина и продолжила: — Дед мой думал, что на том все закончилось. Ан, не тут-то было! В начале осени приволокла медведица к Колькиному шалашу целую колоду меда! Положила и ушла сама. У ней одна лапа кривая и двух когтей не достает. Сломала. Вот и узнавал ее мой старик по той лапе. А ведь медведи, каждому ведомо, сами мед уважают шибко. Эта колоду целиком подарила, в гостинец! И не тронула, не попробовала сама, хоть и зверь. За медвежонка поблагодарила. Ныне люди на такое не способные. Спасибо не скажут. Так-то оно в свете перепуталось, что зверь добрее и благодарнее человека стал, — вздохнула хозяйка.
Гоша понятливо кивал головой.
Вскоре поселенец уехал от бабки. Он вел лодку вдоль берега и внимательно смотрел вперед. Не случайно. Вот дюралька
— Гоша, не хулигань! Это моя сетка! — вышел из-за деревьев Станислав Рогачев.
Поселенец нахмурился:
— И вы озоруете, гражданин начальник? Вас я здесь никак не ждал увидеть.
— Куда деваться, Гоша? С моей зарплатой как ни старайся, ни на что не хватает. Пойми верно, не
на продажу, самим на зиму хочу запас сделать. Ин че не выдержать. У меня пацан с нехватки витаминов в больницу попал. Совестно такое признавать, а куда деваться?
— Мне не жаль, но, глядя на вас, что скажут поселковые? Мол, одним потрафил, других за жопу взят. Нескладуха получается, хотя и отказать не могу. Здесь вы на самом виду, оттого худо. Не лучше ли ловить в Белой? Немногим дальше, зато от людских глаз. И мне спокойнее, никто не упрекнет. К тому же там через пару недель семга, нерка и кижуч пойдут на нерест. Вкусная рыба! Пацану полезная. Сам вас отвезу на нерестилище. Туда, кроме меня, никто не появляется. За три-четыре дня управимся! — предложил Гоша!
— Ну, давай так! — согласился Рогачев и попросил: — Помоги конец сети поднять, смотаем ее и отвезем.
Поселенец уже смотал половину сети, как увидел сзади себя лодку с поселковыми мужиками, возвращавшимися из Октябрьского.!
— Гляди, а поселенец начальника милиции прищучил! Его сетку снимает. Совсем мозги посеял хмырь! Рогачев его в КПЗ до смерти законопатит! Ну и придурок! Нашел с кем связываться!
— Поскорей бы Стас этого Гошку к ногтю прижал.! Нам же проще дышать станет.
— Такого же отморозка пришлют! — не поверил кто-то из поселковых.
— Развоняют теперь на весь Усть-Большерецк! — сморщился Рогачев.
— Эта брехня нам только на руку! — весело отозвался Гошка.
Вскоре они погрузили сеть в лодку, отчалили от берега и увидели катер поселковых строителей.
— Эй, Стас, и тебя рыбнадзор прищучил? Прижми ему хвост, пройдохе! Никому от него житья нет! Сбрось его в реку, козла вонючего! Хочешь, поможем! — послышались голоса с катера.
Корнеев зло оглядел строителей, ничего не ответил, но для себя решил, если поймает, ни одного не отпустит.
Рогачев тоже ничего не сказал людям. Отвернулся, будто не слышал ничего.
Гошка, приметив дым костерка за деревьями, свернул к берегу, понял, там уже разделывают рыбу браконьеры.
Следом за поселенцем вышел из лодки Рогачев. Едва они ступили на берег, их окружил поселковый народ:
— Что надо?
— Зачем возникли?
— Если на уху, проходите к костру! Всем хватит! А коли с проверкой, уносите ноги, покуда целы. Нас тут много! С вами шутя справимся. Уроем надежно. Всей ментовкой не разыщут! — вынырнул откуда-то сбоку плюгавенький рыжебородый мужичонка с грязно-серыми бегающими глазами. Он постоянно шарил по своим карманам, в которые давно ничего не клал даже по забывчивости, но все еще искал в них что-то по старой привычке.
— Ты, дед, отвали из-под ног, не то зашибу ненароком, последний зуб сломается, — отвернулся от человечка Корнеев.
Но мужичонка неожиданно вскипел:
— Это ты про меня изгаляешься? Зашибить вздумал? Ну, змей проклятый, ни на того нарвался, супостат окаянный! Я тебя сверну в штопор, тюремщик облезлый! — кинулся с кулачонками на поселенца.
Гоша отодвинул его в сторону, цыкнул грозно:
— Брысь отсюда, твою мать! Не задевай! Тебя покуда никто не трогал, и ты не суйся, хорек плешатый! — пошел к палатке, где суетились люди. Их было много вокруг горы рыбы, лежавшей на площадке и накрытой брезентом.