Дикая стая
Шрифт:
Теперь поселенец знал все. Поселковые мужики не меняли мест лова, не уступали их никому. Случалось, дрались за них. Научились закапывать в ямы выпотрошенную рыбу, но гнилостный запах выдавал. Появлялись инспекторы — браконьеры уходили, меняли место лова. Так длилось много лет. Рыба за осень поедалась медведями и другим таежным зверьем, любившим лосось с душком. За зиму выветривался и вымораживался запах, а летом поселковые браконьеры снова возвращались на свои места лова.
Поселковый люд мог передраться и переругаться меж собой вдрызг. Но стоило появиться инспектору рыбнадзора, все поругавшиеся объединялись против него. Ведь он был общим, самым лютым врагом. Его одинаково свирепо ненавидели всем поселком. Исключением не были даже дети, стрелявшие в рыбинспекторов из рогаток. Старухи кидали в них палки и камни. А сколько мата и проклятий сыпалось им вслед? Какие гадости устраивали и мстили на каждом шагу, какие мерзкие кляузы посылали по всем инстанциям? Все это не описать.
Гоша был наслышан обо всем.
Вот и начало его владений. Здесь Широкая делала крутой вираж, а вон там, в распадке, какой уж год
подряд ловили рыбу братья Токаревы, Егор и Федор; Ох, и гады! Горбушу они не брали, только кету. Все чердаки ею завешивали, но сначала солили и коптили рыбу. Икру — в бочки и ставили их в подвалы. Это для себя, на зиму. За пару недель управлялись. Дальше промышляли на продажу, брали только икру. На нее всегда был спрос, а цена не падала.
Конечно, продавали дешевле, чем в магазине.; Свойская, домашнего приготовления была не только дешевле, но и вкуснее, хорошо хранилась и шла на базаре на ура. За осень выручали столько денег, что их хватало безбедно прожить зиму и весну, купить все необходимое.
Гоша узнал все тонкости жизни поселковых мужиков. Знал, кто раньше других появится на реке и, не колеблясь, ничуть не сомневаясь, пошел в распадок, где за лесистым боком сопки стояла палатка из, маскировочного брезента, едва различимая меж хмурых елей.
Кета уже пошла, но косяки пока были редкими, слабыми. На такие сети не ставят, ждут. По теплой погоде рыба идет дружно. Не надо по десятку дергать из реки. Выволок сети пару раз по утру — до обеда потроши. Потом еще тройку заметов, лишь бы пупок не сорвать…
В палатке Токаревых пусто, но кто-то недавно здесь побывал. На столике в сковородке еще теплая 1 жареная рыба. На костре управлялись, значит; завтра или послезавтра переберутся мужики с мечтой прожить здесь все лето.
Гоша заглянул в палатку и услышал за плечами:
— Чего тут шаришь, хорек? Поселенец оглянулся, увидел старшего из братьев, Федора.
— Куда хочу, туда войду. Это мой участок! — приметил в руках мужика карабин. — Охотником заделался? — дрогнула струна внутри, что ни говори, оружие серьезное.
Да вот, промышляю, — буркнул глухо.
— И кого?
— Таких, как ты!
— Что проку от меня? — заметил злые огни в глазах мужика.
— Не уважаю, когда у меня промеж ног всякие шмыгают. Пшел вон отсюда! Ты кто есть, что у меня шмонаешь? Вор из воров, срок тянул, тебе ли в моей заднице носом ковыряться? Валяй, покуда не достал вконец! — повысил голос Федор.
— Ты меня не говняй, чистюля! Кто рыбу жрал? Иль тебе запрет неведом? Иль ты лучше других? Мне плевать на все твои заслуги. А ну, снимай палатку и пыли домой, в поселок! — разозлился Гошка.
— Это ты, шпана, указываешь мне? — удивился мужик неподдельно и взял карабин на изготовку. — Если по счету три не сгинешь отсель, завалю козла, как зверя!
Гоша достал нож из-за пояса. С ним он не расставался с самой зоны.
— Федя, убери свою берданку! Даю слово, бзднуть не успеешь, наколю как падлу и урою! Дошло? — улыбался поселенец спокойно.
— Давай отваливай! — повторил Федор, взяв Гошу на прицел.
— Я предупредил тебя!
Корнеев пропустил нож меж пальцев, крутнул. Короткой молнией сверкнуло лезвие и воткнулось в сгибе руки, державшей карабин. Рука мигом ослабла, разжалась, выпустила карабин. Тот грохнулся на ноги человеку. Федор заорал от боли.
Гошка выдернул нож из руки мужика, обтер кровь с лезвия. Она капала с пальцев, и Федор, увидев залитую кровью руку, испугался.
— Не ссы, грозилка плешатая! Вон костер твой, там еще теплая зола. Присыпь и остановишь свои сопли. Но знай, я только предупредил тебя. В другой раз ожмурю без шуток. Я не прощаю, когда мне грозят
и держат на прицеле. Не приведись, поймаю тебя к рыбе — не руку, башку отсеку! От меня не слиняешь. И еще, чтоб сегодня тебя тут не было! Хиляй в поселок. Иначе принесут паскуду уже жмуром!
— Чтоб ты сдох, проклятый зэк! Зачем свалило на наши головы? Сегодня мне не повезло — твоя верх, но погоди! Мои враги побед не празднуют! — встал от костра и только выпрямился, получил уда(в подбородок. Федор отлетел к елке, ударился голо вой об ствол.
— Я тоже помню своих врагов! — услышал тихое
Токарев не скоро ушел со своего места. Кряхтя и матерясь, долго собирал пожитки, снимал и сворачивал палатку. Он понял, что поселенец приедет! сюда, чтобы проверить, как выполнено его слово. И уж если поймает на рыбе кого-то из Токаревых, пощады не жди! В бараний рог скрутит всех. И никто не поможет, не выручит.
— Хитер Рогачев! Неспроста в инспекторы поселенца сунул, чужого всем. Со своим, поселковым, можно было бы поговорить по душам. С этим зэком исключено! Он — хозяин здесь! Видали его! Не успел появиться, уже хозяином заделался! Ничего, не таким хребты ломали! — ворчит Федор, укладывая палатку в мешок. — Придется искать другое место. Дальше по реке, в верховьях, куда не заглядывает поселенец. А рыба? Будет ли она там? И как перетащить ее домой? Конечно, в лодке и ночью, другого выхода нет, — вздыхает Токарев и, взвалив на плечо пожитки, тяжело ступая по еле приметной тропинке, пошел в поселок.
Гошка тем временем проверил еще три стоянки браконьеров. Эти были пока пусты. Но всюду чувствовалась подготовка. Даже продукты завезли. Выкосили лужайки для разделки рыбы. Двое даже сети завезли. Их Гошка порезал основательно. Не стал дожидаться хозяев. Они могли появиться с минуты на минуту, да и через неделю наведались бы! Их визит не угадать.
«А вон и старик Притыкин. Его дом на самом берегу стоит. Всеми окнами в реку смотрит. Прямо с порогa воду из реки черпают ведрами. И не боятся, что смоет их половодьем. Хотя дом старый, особо жалеть не о чем. Троих сынов вырастил охотник. Всех выучил, дал высшее образование. Ни один не пошел и отца. Старший — капитан рыболовного сейнера, младший — инженер-строитель. Оно и невестки в них, псе грамотные, с институтами. Учительница, врач, младшая — директор гостиницы, хотя по специальности — метеоролог. Все при деле, ни одного безработного. Даже их дети с малолетства знали, кем стать. Вон Танька сама еще с горшок, а уже кошке клизму ставит, в доктора готовится», — вспоминает поселенец и видит, как жена охотника, крепкая, хозяйственная старуха, вышла с ведрами на крыльцо.