Дикая стая
Шрифт:
про девок, которых на ночь приглашают. У них сись из газеты вываливаются. Видать, наше зверье до; потешалось над человечьим бабьем. Зачем в гол" ном виде на всю газету снимок дали? Старику так не надо. А вот молодым — другое дело!
— Когда ж время нашли здесь газеты читать?
— А когда сеть забросили и ждут косяк рыбы. Случается, долго ждать приходится. Час или больше. Они тут не одни промышляют, и помимо них имеются. Ну и, окромя их, никто в поселке не берет галеты, папиросы. Другие больше себя уважают. А эти, из-под себя на сковородку положат. Жадюги, не люди. Они и в поселке такие говноеды!
— Дед, а почему ты не заберешь у них свою палатку?
— Их вона сколько, а я один! К тому ж старый. Меня в бараний рог скрутят!
— У тебя же оружие?
— И что? Убивать из-за палатки? А потом в зону до конца жизни влететь?
— Так ментам скажи!
— Гоша, ты, голубчик, глупства не городи. Наши менты никому ничем не помогли. От них единый вред.
А я самому себе — не враг. Или не знаешь, у меня в поселке изба деревянная. Долго ли ее подпалить? И ведь не только без крыши над головой оставят, самого живьем сожгут вместе с бабкой. Без палатки проживу, без дома никак не можно.
— Когда ж вернешься сюда?
— Уже по снегу, по первой пороше. Если доживу, — улыбнулся охотник и сложил выструганные палочки возле шалаша.
— Гоша, ты сам берегись этих супостатов. Разбойная семейка! Нет в них стыда и жали! Ты хоть и в зоне был, добрую душу твою не поморозило, а эти злей зверей. Пощади себя…
— Хорошо! Спасибо за совет, — бросил уже через плечо и пошел к лодке, позвав за собою Олю.
— Думала, браконьеры заранее готовятся к лову, я нарвались на старика.
— Те с оглядкой. По одному, как понимаю, не возникают, — ответил Гоша.
Они проехали почти весь участок реки, отведенный поселенцу. Кое-где расчистили багром заторы, растащили коряги. Когда стало темнеть, повернули и поселок.
Оба проголодались и промерзли. Ольга не стала ждать Гошу, бегом побежала домой. Сразу в Гошину квартиру, без вопросов и просьб начала готовить ужин. Когда хозяин вернулся, его уже ожидал накрытый стол и теплая вода в умывальнике.
— Спасибо тебе!
— О чем ты? — отмахнулась женщина. Она уже согрелась у печки, помогла Гошке переодеться в сухое. Едва тот умылся, усадила за стол.
— Скорей, а то так есть охота, терпенья нет! — созналась женщина. — Страшно мне за тебя. Как ты справишься? Люди здесь злые.
— Они везде одинаковы. Иль у тебя в Октябрьском лучше? Не поверю, не убеждай. Теперь за навар друг другу глотки вырвут. Хоть сосед — соседу или кент — кенту, никто как раньше не поможет и не загородит собой!
— Я и не спорю. Что с чужих спросить, если родные «крышу» сеют. Вот и у нас сестра своего брата заложила. Тот инспектором был. Пожалел семью Дроновых, молодая пара, только поженились. Парень три рыбины домой нес по темну. Инспектор увидел, остановил. Тот сказал, что жена беременная, попросила рыбы, вот он ей и несет. Инспектор слова не сказал, отпустил домой человека. А дома мой коллега рассказал о встрече с Дроновым своей семье. Тут сестра взвилась, мол, почему его отпустил без наказания? Иди и заяви на него. Брат, конечно, высмеял дуру. Знал, что она встречалась с Дроновым до женитьбы. Но что-то в ней оттолкнуло парня, и бросил он девку, на другой женился. Ну, а сестра рыбинспектора зло затаила и заявила на Дронова, засветив заодно своего брата. Его вскоре уволили из инспекции, а Дронова посадили на два года! Так что и родные случаются хуже чужих, — хмыкнула Ольга горестно.
— А разве ты не дала бы беременной рыбы? Или, стала б отнимать у старика иль детенка?
— Я о другом, о своих и чужих! Что касается меня, не зверствовала! Не рвала рыбу из старушечьих рук, не отнимала у мальчишек, но когда видела кодлу, жирующую на нересте, тут уж не могла сдержаться. Случалось, вламывала. Было, что пачками сдавала ментам!
— Нет! Я сдавать не стану, сам разберусь!
— Тогда премию не получишь. Кто подтвердит твои результаты? Только наши доблестные легавые! Без них мы ни шагу. Сами не имеем права даже в морду дать! Как будто эти сволочи-браконьеры пойдут в ментовку по моему слову! Смех, да и только! «Исключить рукоприкладство и нецензурную брань по отношению к задержанным браконьерам», — это из правил работы рыбинспекторов! Вот пожалуйся в областное управление на меня какой-нибудь козел, долго думать не станут, выкинут с работы на следующий день. И кому докажешь, что иначе было нельзя? Сама в дурах останусь! А все потому, что эти правила сочинялись всякими чмо, которые и не нюхали нашей работы, дальше кабинета нос не совали.
— Ладно, Ольга, не кипи! Ты сегодня Притыкина видела. Он лучший промысловик области, с Селюкиными связываться испугался. Поджога не хочет; боится старик, сдал палатку без боя. Я бы так не стал пасовать. Стоит уступить в малом, дальше как снежный ком повалит. Начнут наглеть все хуже и отбирать больше, уже не воровать, а отнимать в наглую, открыто. Так случалось в зоне. И если вовремя не дать по зубам, порвут на куски, — замолчал человек, задумался, свое вспомнилось.
Давно это было, но почему и теперь, через много пот, сжимаются кулаки в пудовые гири, загорается о глазах яростный огонь. Брови сошлись в одну сплошную линию, сжаты до боли зубы, и бежит по пискам холодный пот.
Не стоит вспоминать. Это слишком больно. Забыть тем более нельзя. Такие моменты никогда не уходят из памяти. А что есть жизнь? Момент… Миг из памяти, а в нем ответ, остался ли ты в ту секунду человеком, мужиком? Закроешь ли глаза, не сгорая от стыда?
Тяжело дышать. Как много боли и обид терпит человек в жизни. В сравнении с ними смерть — награда!
Глава 4. ПЕРВЫЕ ШАГИ
Ольга уехала в Октябрьский через три недели. Она прочла Корнееву все инструкции и правила, объяснила, как применять их на практике. Вместе они проверили каждый приток, всю реку, которые теперь назывались участком надзора.
Гоша, проводив Ольгу, еще несколько дней удивлялся сложившимся между ними отношениям. Нет, они не спали в одной постели, их не потянуло друг к другу, но почему он скучал по этой взбалмошной, взрывной и грубоватой женщине? Почему именно ее так не доставало в каждом дне, особенно вечерами, когда она сидела в кресле или на койке, поджав под себя ноги, что-то рассказывала или молча слушала поселенца?
Они научились понимать друг друга без слов, с одного взгляда. Оля старалась во всем помочь Гошке, никогда не врала ему, и он невольно привык к этой женщине. Она и сама обронила перед отъездом, впервые не хочет уезжать из Усть-Большерецк и если б ни работа, осталась бы тут навсегда. Мужику такие слова согрели душу. Еще бы! Ольга был много моложе Гоши, хороша собой, а главное — стояла на своих ногах, пользовалась большим авторитетом на работе, была сложившимся, серьезным человеком с четкими представлениями о жизни и своем месте в ней.
— Как же это я теперь буду без тебя? — спроси! поселенец женщину перед отъездом.
— Остановись, Гоша! Нам нельзя давать себе волю. Надо остаться коллегами и не больше того! — посерьезнела, посуровела Оля.
— Почему? — не понял человек.
— Ты меня поймешь позже, когда поработаешь, Тогда вопросов не будет. В семье не должно быть двух инспекторов!
— Отчего так?
— Два смертника — это много! Кто-то один рискует
— С чего взяла, что смертники? Сама уже вон сколько лет работаешь! — засомневался Гоша.