Дикая стая
Шрифт:
— Открыто сможем жить. Семейно, как все нормальные люди!
— А ты меня спросила?
— Или откажешься? Я ж тебя задавлю, гада!
Я ж все обсчитала загодя! За четыре зимы, что ту в инспекторах дышать будешь, мы наберем и на квартиру, и на колеса. Я сама «навары» твои сберегу. Скажу тебе, сколько с кого снимать надо. Когда освободишься, уедем на материк. При «бабках» где угодно осядем и задышим кучеряво. Или что не так, зайка? Выходит, ты уже все обсчитала и порешала без меня? А я, дурак, сопли пустил, размечтался,
— Ты что? Оскудел на головку? — отшатнулась Любка враз. Она сидела у стола полуголая, рыхлая, увядающая баба и с удивлением смотрела на поселенца. — Чего кобенишься? Теперь все так живут. Для постели у меня и без тебя сыщется батальон. Было б желание. Я берегу себя, чтоб с тобой на материк податься. Давай копить вместе, на одну книжку. Так но лучше и неприметнее. Никакая проверка не подымется, и менты не додумаются. Потому заранее афишировать не надо, а потом сразу оба вместе уедем. А как ты хочешь? — вспомнила о Гоше.
— Не нужна мне семья. Особенно такая, в какой на годы вперед высчитали. Вот только главное забыли, самого не высчитала!
— Как это? Конечно, с тобой! Даже расписаться согласна! Иначе, что я скажу? Кем тебе прихожусь? Пора нам с тобой определиться заранее!
— А если меня убьют? — спросил Гоша.
— Кто? За что? — не поняла Люба.
— Ну, если не соглашусь на «навары»?
— Разве ты псих? Кто ж от денег откажется?
— Прежних инспекторов не сфаловали!
— Где они? Иль ты следом за ними согласишься?
— Я еще ничего для себя не решил. Не хочу спешить. А уж если надумаю, то сам, без чужой помощи, — глянул на бабу с насмешкой.
Та поняла.
— Так ты не хочешь? А я думала, обрадуешься! Ну, смотри, прокидаешься! Больше не предложусь. Ко мне что ни день в хахали возникают. Тебе не ровня, даже начальники. Ты против них во всем слабак.
— Зачем меня, а не их обсчитала? Иль тоже не согласились с твоей мечтой? — съязвил Гоша и влез в брюки, надел рубашку.
Люба натянула платье и, оглянувшись на поселенца, обронила вполголоса:
— Нету от тебя проку. Ни в чем! Вовсе скис! — неторопливо оделась и вышла из дома в ночь, прикрыв за собою дверь.
О продолжении отношений не говорили. Не стало смысла. Они расстались молча и навсегда.
Гоша целыми днями пропадал на своем участке. Расчищал реку и притоки от коряг и затонувших деревьев, готовился к предстоящему нересту рыбы.
Домой возвращался по сумеркам. Он сам себя за жал работой, чтобы быстрее скоротать время, считал его уже не на дни, на месяцы и радовал что путь к воле становится короче.
Милиция Корнеева не могла застать дома. По ленец уходил на реку с рассветом, когда поселок е спал. Ложился в постель, когда во всех окнах у было темно.
Время шло быстро, но однообразно. Гоша себя загнал в жесткие рамки и работал, сократив отдых до предела. Изредка он появлялся в магазин набирал продуктов и снова спешил на реку. Корнева никто не гнал туда, никто от него ничего не требовал. Поселенец убегал из дома от своего одиночества. Здесь, на реке, он был нужен, а вот в поселке и дома — никому. Никто не ждал его, не приглашал в гости, не назначали встреч, и мужик постепенно дичал, научился разговаривать с лодкой, рекой, птицами. Выходя на берег отдохнуть, гладил дерево. Шутил с ними по-своему. Завидев бурундуков, кормил их сахаром и предупреждал, уговаривая каждого:
— Гляди ж, рыжий змей, не попадай в бабьи лапы. Не то обсчитают и тебя! Разуют, разденут, не спросив согласия. Так ты уж лучше холостякуй, как Слышь, чумарик? На хрен нам бабы? Одна морок от них! — добавлял такое, что бурундук сахаром д– вился.
Гошка после Любки и вовсе перестал доверят бабам. В пекарню не ходил. Хлеб покупал в магазине, а встречаясь с пекарихой, отворачивался, словно никогда не был с нею знаком. Баба презрительно поджимала губы, но задеть Гошу побаивалась, знала, может облажать круто.
Поселенец долго ждал звонка Ольги, но та не спешила объявляться, и мужик поверил, что забыла она его. Но однажды вернулся домой и только сел поужинать, зазвонил телефон. Гоша был уверен, что это участковый. Он взял трубку и услышал голос Оли:
Привет, лапушка! Как ты там, кореш? Не забыл меня? Узнал?
– Ольга, что так долго не объявлялась? — дрогнул голос человека.
— Надоедать не хотела.
— А я все время ждал! Думал, что забыла меня Совсем.
— Ну, что ты! Каждый день вспоминаю!
— И все матом? — улыбнулся Гоша.
— Зачем так? Скоро путина, начнется нерест. Береги себя, слышишь? Я очень хочу, чтоб ты выжил. Не лезь «в бутылку» с поселковыми. Закончи сезон спокойно. Дай возможность провести отпуск у тебя, Гоша.
— Хорошо! Я постараюсь ради этого, — пообещал Ольге.
Они еще долго говорили, обменивались новостями, обсуждали наболевшее. Когда закончили разговор, трубку класть на рычаг не хотелось.
— Оль, так хочется увидеть тебя! Соскучился как по родной сестренке. Веришь?
— Я тоже, — услышал тихий ответ. — Одно утешает, когда начнется нерест, время полетит вприскочку. Не только недели, месяцы не заметишь. До осени оглянуться не успеешь. Лишь бы у тебя все благополучно обошлось. Я звонить буду! И ты не теряйся. Если не в общагу, хоть на работу мне брякни. Договорились? Запиши мой номер, — продиктовала и, попрощавшись, положила трубку.
А через неделю Гошка сел в лодку и только вывел ее на середину реки, увидел «гонцов» горбуши, первый косяк рыбы. Он был небольшим и все же пробился «уже к самому поселку. Гоша улыбался. Радовался, наконец-то дождался начала, и теперь осторожно вел лодку следом за косяком.