Дикая стая
Шрифт:
Ольга злилась, что поселенец даже не пытается ухаживать и не скрывает своего пренебрежения к ней. Обычно мужики, оставшись наедине, рассыпались и комплиментах и любезностях. Объяснялись в любви. Гошка, казалось, не знал добрых слов и смотрел на Ольгу свысока.
— Ты жри, нечего прихорашиваться! Тут тебе хахаль не обломится. Хавай и шурши к себе дрыхнуть. Завтра заменю шпонку в моторе и сам поеду смотреть реку. А ты отчаливай к себе. Баба не годится в поводыри и доброму не научит.
— Но у меня инструкции…
— Сам прочту!
— Ну и зверюга ты, Корнеев!
— Зато ты — идиотка, семя шизика, что ненароком выплеснули из «параши».
Ольга, забыв о еде, выскочила от Гошки, легла на скрипучую кровать Маринки. Она пыталась уснуть, но не получалось.
— Ольга, хиляй пить чай! — услышала она из-за стены.
Женщина послушно встала. Когда вышла к Гошке, тот уже налил чай, пожарил гренки и, показав на стул, сказал коротко:
— Присядь.
Ольга села поближе к печке. Баба поеживалась и дрожала.
— Только не хватало, чтоб ты здесь заболела. Давай хлебни чай с медом. Он живо простуду вытряхнет! — Корнеев подал банку.
Ольга стала намазывать мед на хлеб тонко, бережно.
— Ты чего делаешь? А ну, дай кружку! — положил в нее несколько ложек меда, сунул в руки, — хлебай! Не корячься как катях на кусте. Бабе здоровье нужно. Кобениться у себя станешь.
— Гош, с чего ты такой злой? Ну, как с цепи сорвался! И рычишь, и брешешься! Недаром у тебя жены нет! Какая ж с тобой уживется?
— Нету и не будет! Не родилась та, на какой я согласился б жениться! Хотя желающие в поселке имеются, — похвалился поселенец.
— Да брось ты! Не бреши!
— Чтоб век свободы не видать, если стемнил! — поклялся Корнеев.
— Ну, может, алкашка? Иль совсем худо тут с мужиками, если на тебя загляделись?
— И не забулдыги, даже очень нормальные женщины, не чета тебе. Из себя приятные, специальность в руках хорошая. Ни свиристелка, все имеется, ни голожопая. Хозяйка путевая!
— А чего не женишься?
— Не хочу спешить. Баба никуда не денется.
— А если другого найдет?
— У меня не одна! Целая обойма имеется. Ни одну не обхожу вниманием, но жениться не хочу. Не стоит мне в хомут лезть. Моей свободы ни одна не стоит.
— Так ты еще и кобель?
— Нет, ты и впрямь с «крышей» не кентуешься., Если вижу, что баба меня хочет, зачем ее обижать отказом? Хотя и такое случалось. Без слов, молча уходил. Не к каждой душа лежала, а насиловать себя неохота.
— У тебя даже выбор есть? — удивилась Ольга.
— Само собой! Но бывают бабы ни в моем вкусе. Вот случается такое. Ты хоть и баба, вам вообще^ просто, а тоже не со всяким в постель полезешь.
— Ни с каким! Ни за что! Никогда! — вспыхнула; женщина костром.
— Глупая! Чего мне клянешься? Да я такую как ты, хоть голиком в постель влезь, не захочу и не гляну в твою сторону.
— А почему? — изумилась Ольга.
— Нет в тебе женщины, сплошная кобыла! Кому нужна такая? Тебя хоть теперь в дело бери, банк тряхнуть, к примеру. Ты любого «мусора» замокришь и не бзднешь. Какая с тобой постель? О чем базарить? Сплошные скачки! А где нежность, душевное тепло? Ты о том и не слыхала. У тебя либо лед, либо костер, который мигом сожрет. Такое кому нужно? Нет, Ольга! Женщина, в моем понимании, — это теплое, ласковое море, которое душу умеет согреть, успокоить, утешить, любить верно. На то мало способных. Чего-то обязательно не хватает.
— Надо ж подумать, ты еще с выбором!
— Мужики — натуры тонкие, не только я, большинство со мной согласны. Вот ты думаешь, что тебя все желают? Ох, и ошибаешься, баба! Может, человека два, но не больше.
— Просчитался! Знаешь, скольких уложила? Насиловать хотели впятером. Раскидала!
— Это козлы, а я — о мужиках, которые себя не на помойке подняли и уважают в себе человеков. Брать бабу силой — это зверство. Что от такой получишь? Нет, мне подневольная не нужна. Женщина должна хотеть того, с кем в постель легла.
— А тебя хотели?
— Конечно, и ни одна не пожалела о том.
— А мне не повезло. Правда, я в том мало разбираюсь. Тогда, в те годы, и подавно. Об интимной жизни только шепотом говорили. У нас в детдоме вообще молчали. Тема считалась неприличной.
— Ты детдомовская?
— Да… — опустила голову Ольга.
— Почему?
— Сказали, что подкинули меня на крыльцо. Зима была. Я в легком одеяльце замерзать стала, кричать начала. Меня услышали и взяли. Так и выросла в детдоме, не зная ни отца, ни матери. Впрочем, нас таких было много. Сотни. Но и то спасибо, не убили. Хватило совести подкинуть в детдом. Там выучилась,
потом закончила институт рыбного хозяйства. В то время уже встречалась со своим будущим мужем. Но с семьей не повезло. Запил благоверный на третьем году. Все упрекал меня, что не беременею, не рожаю ему детей. А куда их плодить? Как растить! Зарплата копеечная, квартиры своей нет. По чужим углам мотались. На это и жратву все деньги уходили! Вот и не хотела рожать еще одного горемыку. К тому ж работа наша не приведись никому. Сегодня жив остался, а завтра как знать? В меня, знаешь, сколько раз стреляли браконьеры, я со счету сбилась; Конечно, не всегда мимо. Несколько отметин навсегда остались. Понятно, что еще прибавятся. Хорошо, если не оставят инвалидкой. Тогда уж лучше напей вал, — вздохнула Ольга.
— А за что стреляли в тебя?
— Смешной! Поймала двоих. Они как раз улов вытаскивали из сетей. А тут я! Они на берег и в палатку. Я поняла, легла на дно, но пули достали. Одна — в плечо, другая — в ногу…
— А сколько ты в инспекторах «пашешь»?
— Давно! Десять лет как институт закончила;1 Внешне молодо смотрюсь, потому что на свежем; воздухе работаю. А ведь мне уже на четвертый десяток повалило! — взгрустнула баба.
— Да разве это годы?
— Для бабы — много!