Дикая стая
Шрифт:
Глава 5. НЕСГОВОРЧИВЫЙ
Гошка поймал Ольгу уже на пороге. Та рвалась за дом, сцепив кулаки.
— Будь дома, сам разберусь с любопытным. Не бабье это дело с мужиками махаться и разборки устраивать! — вернул ее в коридор и заторопился за дом.
Он только свернул за угол, как нос к носу столкнулся с рыжим бородатым мужичонкой, недавно встреченным на Широкой. Его весь поселок называл Кондрашкой. Корнеев так и не понял, имя это или кликуха, приклеившаяся к мужику, наверное, не случайно.
— Ты, твою мать, что тут посеял, гнида
Кондрашка пытался что-то ответить» но язык онемел. Заклинило глотку. Он вращал глазами, изображая негодование, попытался укусить поселенца за руку, но не достал.
— Я те пощелкаю, все жевалки вместе с клыками в задницу вобью! Воробей абортированный! Тараканий выкидыш! Старушачий катях! Блевотина алкаша! Затычка лидера! — осыпал Гошка комплиментами незваного гостя.
Тот синел, задыхался, дергался.
Гошка перевернул его кверху ногами, тряхнул:
— Покажь, с чем пришел, катях суслячий? — увидел бутылку, вывалившуюся из-за пазухи.
Гошка, придавив гостя к стене дома, открыл бутылку, понюхал содержимое:
— Спалить вздумал, ососок курвы? — заткнул бутылку и со всего размаха ударил Кондрашку по голове.
Тот свалился в ноги поселенцу. Гошка позвоню Рогачеву, рассказал о случившемся. Стас прислал оперативку с двумя сотрудниками, и не успел мужи прийти в себя, как оказался в милиции.
Утром поселенцу позвонил Стас:
— Слушай, Гоша, напиши заявление о вчерашнем. Возбужу уголовное дело, и отправим Кондрат-, ку в зону. На его примере других успокоим. Сто раз подумают, прежде чем к тебе заявиться!
— Нет, Стас! Заявления не надо. Куда его в зону? Это все равно, что на погост живым выкинуть! Он не продышит, откинется. А мне нужен тот грех?
— Что я с ним стану делать?
— Тут без подсказок. Сними с него шкуру, да так, чтоб волком взвыл. Но не кулаками! Пусть до смерти вкалывает, чтоб восполнить! Этот хмырь тюряги ссыт!
— Он из алкашей. С него как с барбоски ничего не возьмешь, кроме анализов!
— Жить захочет — сыщет! — усмехнулся Гоша.
Вскоре инспектор повез Ольгу на устье. Та сидела в лодке хмурая, задумчивая:
— Гош, а может, стоило написать заявление ментам? Поверь, недобитый враг опаснее покойника. Теперь если не сам, кого-то подошлет с поджогом.
— Не надо дергаться! Лучшая защита — это нападение. Я придал огласке, а нынче пусть он боится. Хоть один волос с головы моей упадет, отвечать станет этот сверчок. Теперь он дрожать будет за мое здоровье и самочувствие. Метод надежный, проверенный. Его в ментовке обо всем предупредят. Мне добавлять ничего не нужно. Да и в зону не хочу впихивать. Сам ею по горло сыт. Хоть и говно этот мужик, ни мне его лишать воли. Такое хуже, чем размазать. Пусть дышит этот рыжий таракан. Как знать, кто из нас нужнее в жизни?
— Чудак! Да разве можно прощать такое? — пожала плечами женщина и добавила: — Нельзя тебя оставлять одного!
— Ас кем? — прищурился озорно.
— Напарник тебе нужен!
— Я — не лидер! Даже на зоне так не шалил.
— При чем это? Я — о работе, — покраснела Оля и буркнула, — иль обычных отношений не понимаешь?
— Почему? Но сама говорила, какие инспекторы с тобой работают. Кого возьму?
— Не все такие!
— Тогда сама перебирайся!
Ольга опустила голову, пересела к Гошке на скамью. Обняла и, прильнув головой к его плечу, сказала тихо:
— Останься моим братом или другом. Не обижайся, но в сердце другой живет. Давно его люблю. Он ничего не знает: не говорю и вида не показываю. Запрещаю себе думать о нем, но ничего не получается. Я и к тебе уезжаю, чтоб не видеться с ним. А он вместе со мной непрошеной тенью появляется. Гоню из сердца, а оно не соглашается, не отпускает. Так вот и живу, ненавидя себя за бабью слабость и безволие. Если б знал как трудно мне ломать саму себя. И самое горькое что все бесполезно. Годы прошли. Из моего второго «я» он стал первым.
— Это Назаров? Александр Иванович? — спросил Гоша, дрогнув.
— Какая разница? Он есть в сердце и в мечтах, в реальной жизни мы никогда не будем вместе. Я это
понимаю лучше всех, но приказать себе забыть не могу. Хотя пыталась много раз.
— Что делать, Оль? — вздохнул человек и, п, обняв за плечо, притянул к себе, поцеловал в щеку. Девочка моя, и ты с болью в сердце живешь. Жаль, что ни я эта болячка. Прости дурака за назойлив! Больше не стану докучать, но ты не забывай. И сыщешь для меня маленький просвет в своей дуй вспомни и объявись! Мне так хорошо с тобой! Ты не просто дружок, ты — награда за всю беспутную жизнь, за холод в судьбе! Я благодарю ментов за это поселение, потому что встретил тебя! С тобою я понял многое, я никогда не дорожил своей жизнью. Она — твоя! Останься в ней хотя бы другом…
— Ты самый лучший человек на свете. Потом; не могу ловчить и врать. Пойми меня! Если б не он на секунду не задумалась бы! И прошу тебя, Гоша ты по-своему очень дорог мне, поэтому хотя бы для меня, не забывайся и береги себя. Ты — единственный мой друг, ты знаешь все обо мне. Я тоже скучаю по тебе как по дружку или братишке. Я постараюсь почаще вырываться к тебе. И если в твоей жизни появится женщина, я ей объясню все сама и не помешаю вам.
— Не нужен мне никто! — выдохнул поселенец тугой комок, мешавший дышать. Он злился на реку и лодку, которые сократили путь и приблизили расставание.
Гоша подвел дюральку к песчаному берегу, где! Ольгу терпеливо ожидала машина. Водитель подошел к лодке, помог женщине выйти из нее. Ольга чмокнула Гошу в щеку и, помахав рукой уже с подножки, укатила в Октябрьский.
Корнеев курил на берегу. Ему было до чертей больно, что получил отставку у Оли. «Другого любит. Уже давно. С этим не поспоришь. Да и чего я ждал? Она — девочка в сравнении со мной. Вся ее грубость лишь нанос! Избавь от всяких газов, дай отдохнуть, перевести дух — она ж засветится добром, — думал человек, глядя вслед уходящей машине. — Вот тебе И Назаров! Его такая женщина любит. А он не знает И не догадывается. Слепой что ли? Хотя нет! У него семья, дети. Зачем человеку лишние приключения? Спокойно хочет жить. Оно и понятно», — кивает головой Г оша, согласившись с собой, и только хотел завести мотор, увидел в паре метров от лодки капроновую сеть. Она была поставлена так, чтобы любая лодка могла пройти, не зацепив и не порвав ее.