Дикий фраер
Шрифт:
Машинально ополоснув чашку под краном, она еще раз прислушалась к происходящему в спальне. «Стреляй!.. – запальчиво голосил Костя. – Ты… Тупоголовый!..»
Ну вот. Ее худшие предположения начали сбываться. Вздохнув еще раз, Элька шмыгнула в прихожую и не удержалась, чтобы не включить настенный светильник. Одеваться в потемках? Вот еще! Мужчины, занятые своими разборками, реагируют на происходящее вокруг не больше, чем токующие глухари.
Что ожидает их, когда она откроет дверь? Если Петра действительно выслеживают, то засада может обнаружиться прямо в подъезде. Эльку как невольную пособницу преследователям обижать вроде бы не за что. Костя? Он тип достаточно
Она тихонько обулась, набросила на себя короткий плащик, переливающийся, как рыбья чешуя, и невольно поморщилась, бросив взгляд на свое отражение: собственное лицо никогда не устраивало ее без обстоятельного макияжа.
«Элька! Что ты там застряла?..»
Костин голос продолжал призывно выкрикивать еще что-то, но ее уже ничто не могло остановить. Осторожно открыв засов за засовом, Элька решительно толкнула дверь и… застыла на пороге.
Перед ней выросли сразу три мужские фигуры – слишком большая компания, чтобы проскользнуть мимо с вежливой улыбкой. Глаза двоих угрожающе сверкали сквозь прорези в масках, а лицо третьего, обращенное к Эльке, было преисполнено такого страдания, что показалось ей прекрасным и одухотворенным. «Утонченная красота» – эта расхожая фраза из женских романов мелькнула где-то в ее подсознании, прежде чем, охнув от боли и неожиданности, она приняла грудью удар очаровавшей ее темноволосой головы и моментально забыла о всяких сентиментальных глупостях.
Все трое ввалились в прихожую почти одновременно, но брюнет вскоре потерялся по дороге, а Эльку погнали тычками пистолетных стволов в глубь квартиры, шипя на нее, как стая разъяренных гусей.
Ей оставалось лишь покорно пятиться все дальше и дальше, с замиранием сердца ожидая выстрелов в упор. Странно, но при этом она испытывала страх не за себя, а за Антошку, как будто прикрывала его собственной грудью. Чтобы выжил он, нужно было прежде всего выстоять и выжить самой.
Любой ценой.
Внезапная сумятица в прихожей привела Петра и его автомат в состояние полной боевой готовности. Молниеносно отреагировав на топот, шарканье, сопение и приглушенную ругань, приближающиеся из полумрака, подобно шуму нарастающей волны, готовой захлестнуть спальню, Петр развернулся к опасности вполоборота и оскалил зубы.
Промедлил он с нажатием на спусковой крючок лишь потому, что инстинктивно боялся грохота, который должна была вызвать пальба в небольшом помещении. В следующую секунду, когда, собрав лицо в зверскую маску, он все же приготовился выпустить смерть из дула своего автомата, на фоне скудно освещенного дверного проема возникла высокая девичья фигура в шуршащем плаще и умоляюще запричитала:
– Только не надо стрелять! Не надо!
Для Петра эта девушка с необычным именем, высокомерной осанкой, дерзко вздернутым носиком и манерой выговаривать букву «г» с придыханием с самого начала была кем-то вроде гостьи из будущего. Она словно сошла с заветного плаката, которым он любовался тоскливыми вечерами. Девушка его мечты, прекрасная, как сказочная принцесса, – разве могла подняться Петина рука скосить очередью такую?
– Ложись на пол! – крикнул он ей, вперив взгляд в двух вооруженных мужчин, гонящих Эльку впереди себя.
Оба
– На пол! – с отчаянием повторил Петр, попятившись назад, чтобы сохранить между собой и атакующими хоть какую-то дистанцию.
Так вышло, что он сам выполнил свою команду. Наткнувшись на невидимое препятствие, Петр не сразу понял, что падает навзничь. Просто ствол его автомата почему-то взмыл к потолку, куда он вовсе не собирался целиться, а потом затылок с размаху приложился к полу. И снизу энергично барахтался рыхлый Костя, так некстати подвернувшийся под ноги, а сверху наседали двое в масках, выкручивая Петру руки и беспорядочно тыча ему в лицо то кулаками, то стволами.
– У-убью! – прорычал он, но ярость эта была запоздалой и бессильной, потому что его уже обезоружили, уже распластали на ковре и, как следует примерившись, заехали между воинственно выкаченных глаз рукояткой пистолета.
Петр не видел, как метнувшуюся к выходу Эльку перехватили в коридоре, повалили на пол, попинали ногами и за волосы приволокли в спальню.
Таким же образом доставили сюда вяло упирающегося Романа, который уже начал приходить в себя, но был способен на сопротивление не больше, чем снулый карп, вытащенный на берег.
Косте в благодарность за то, что он своевременно подвернулся Петру под ноги, больно заехали прикладом конфискованного автомата сначала по почкам, а потом, когда он послушно умостился на ковре вниз лицом, добавили еще и по копчику, да так, что слезы на глазах выступили.
Всю эту суматоху Петр пропустил, как пропустил последующие переговоры по рации и появление в квартире еще одного вооруженного отряда. Когда же он постепенно начал всплывать из темного омута забвения, его ослепил безжалостно яркий электрический свет. Он невольно зажмурился, и не только от рези в глазах. Тонкогубое лицо со шрамом, склонившееся над Петром, понравилось ему еще меньше, чем все то, что уже приключилось с ним за неполные сутки.
Вылитый Кощей Бессмертный, каким он представлялся Петру в детстве, – вот кто это был.
Глава 10
Страшный суд
Когда рация торжествующе прохрипела об успешном завершении операции, Стингер направился к подъезду такой стремительной походкой, что полы его распахнутого кожаного плаща не поспевали за ним, стелясь за спиной, как крылья пикирующего коршуна.
По обе стороны от него пристроились на ходу рыжий Батон и щуплый Гуня. Если бы кто-нибудь понаблюдал за этой разнокалиберной парой в мирной обстановке, то невозможно было даже заподозрить в веснушчатом увальне или невзрачном редкозубом мужичонке заправских душегубов, которым что насмерть зарезать, что заживо в землю закопать – раз плюнуть. А на счету обоих числились смертоубийства и пострашнее.
В чужую квартиру Стингер вошел, как в свою собственную, или, по крайней мере, с видом победителя, озирающего поле боя. Батон и Гуня, присоединившись к героям этой ночи, Корявому и Монголу, рассредоточились по комнате, где рядком лежали пленники, уткнувшись носами в пол и прикрыв затылки сцепленными руками. Это была имитация спецназовской операции, вот только если бы дело дошло до пальбы из всех имеющихся в наличии стволов, то пули в замкнутом пространстве не пощадили бы и самих стрелков. Для порядка четверку пленников следовало развести по разным комнатам, но Стингеру, с нетерпением выискивающему взглядом лехманского охранника, было не до этих тонкостей.