Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
С поразительной точностью он помнил детали дома, и как стрела, точно попавшая в цель, задержался у полуоткрытых окон роскошных комнат левого крыла, подготовленных для медового месяца Айме и Ренато.
– Кого ты ждала, Айме? – ядовито спросил Хуан.
– Кого я могла ждать, кроме тебя?
– Не знаю, я не знаком с соседними имениями Кампо Реаль.
– Хватит! – гневно взвизгнула Айме. – До каких пор я должна терпеть твои оскорбления?
– Пока не устану оскорблять тебя! Пока мне не надоест, пока ты не пропитаешься ненавистью и презрением, которые я приберег
– Если бы только ненависть или презрение, ты бы уже уехал. Тебя держит и огорчает что-то, тебя тянет ко мне, хоть и не желаешь признавать. Что-то делает тебя безнадежно моим, и меня – безнадежно твоей. Да, твоей, Хуан, хоть ты и не желаешь смотреть на меня, как утверждаешь. Почему? Почему же тогда ищешь встречи со мной?
– Полагаю, человек превращается в пса, когда его порабощает страсть, – яростно выдавил признание Хуан.
Он шагнул к Айме, но та отступила, и из-за тени поглядела по сторонам, напрягая слух, и наконец взяла Хуана за руку, принуждая уйти:
– Мы в неудачном месте. Ренато провожает нотариуса до комнаты доньи Софии, но может вернуться, и не должен увидеть нас за разговором. Он какой-то странный. Не знаю, подозревает или предчувствует, но надо вести себя благоразумно, Хуан. Крайне благоразумно, деликатно, спокойно. Надо запастись терпением, Хуан.
– Терпением для чего?
– Чтобы ждать. – Айме страстно умоляюще воскликнула: – Хуан, Хуан, бесполезно обманываться. Ты любишь меня. Твой гнев, оскорбления, грубость и жестокость означают лишь одно – ты еще любишь меня. Можешь оскорблять, проклинать и бить, желать мне смерти, но это правда. Хуан, в глубине души ты любишь меня, жизнь моя!
Медленно она подталкивала его к концу длинного коридора, заставила спуститься на четыре ступеньки, отделявшие открытую галерею от широких дорожек, пряча его за широким вьюнком. Они стояли так близко, что ее огненное дыхание, словно вспышка страсти и безумия, полыхнула по лицу Хуана, возбуждая и пьяня. И в его голосе сквозили мольба и приказ:
– Да, Айме, я люблю тебя. Ты моя, даже на дне преисподней! Я люблю тебя! Ты должна уже умереть от моих рук, но я люблю и целую тебя, одновременно проклиная, и тебе следует дрожать, потому что каждую минуту, сжимая тебя, я порываюсь сдавить тебя сильнее и сильнее, пока ты не испустишь дух, чтобы перестала смотреть на меня глазами, пронзающим, подобно кинжалам, чтобы твой голос перестал сводить меня с ума и отравлять... Потому что, когда ты рядом, как сейчас, я не человек, а животное, способное на любые низости. Уедем сейчас же, прямо в эту секунду. Уедем далеко!
– Ты что, спятил?
– Конечно же спятил. Только помешавшийся может снова обнимать тебя; только безумец, сумасшедший, пьяный признается в любви. Уедем!
– Погоди немного, Хуан, погоди, – приглушенно взмолилась встревоженная Айме, услышав приближающиеся шаги. – Слышишь? Это Ренато! Ради Бога, помолчи!
Она обхватила его шею, заставляя наклониться, спрятаться в густых зарослях жимолости, чуть дыша, когда послышались голоса Моники и Ренато и раскаты грома, сопровождаемые ветром, после чего сразу полил дождь.
–
– Да, Ренато, но это не имеет значения.
– Как это не имеет? Нельзя выезжать в такую непогоду. Я лично займусь этими переездами. Этим надо заниматься, но тебе тоже надо отдыхать. Очень скоро многое изменится благодаря Ноэлю и Хуану.
– Ты все-таки оставишь Хуана в доме?
– Он не останется в доме, но будет присматривать за имением. Что происходит? Ты тоже его не любишь? Я думал, вы друзья.
– Мы не враги, но… – робко пробормотала Моника.
– Ну тогда и покончим с этим. К счастью, мама хорошо приняла Ноэля, хотя он тоже не солидарен с моим отношением к Хуану.
– Тогда, Ренато, почему…?
– Не продолжай, Моника, прошу тебя. Не спрашивай. Есть единственный ответ: Хуан войдет в этом дом, потому что так справедливо. Уместно это или нет, время покажет. Ты сама образцовая дочь, а значит, поймешь последнее желание моего отца. Хуан может быть строптивым, неблагодарным, даже порочным. Не важно. Отец хотел, чтобы он находился рядом со мной, чтобы я относился к нему, как к брату.
– Но это безумие и нелепость!
– Нет, не безумие. Вопреки всем вашим мнениям, я верю в Хуана, в благородство его души, потому что верю в человеческое сердце. Что-то подсказывает мне, что Хуан хороший. Во-первых, он верный, искренний, открытый. В нем нет предательского замеса. Достаточно посмотреть ему в лицо, чтобы это понять. Хуан не хищник, как упорно думаете вы с моей матерью. Он порядочный, и если когда-нибудь ранит меня, то сделает это открыто. Я совершенно в этом уверен.
– Так значит…?
– Значит, ничего. Доверься мне, я знаю, что делаю. Ты измучена и утомлена. Ступай отдыхать, Моника.
– В такой момент я не смогу заснуть.
– Тогда, дабы не задерживать меня, не окажешь мне любезность?
– Все, что хочешь.
– Зайди в спальню к сестре и объясни, что мне нужно уехать на пару часов. Боюсь, мы снова станем спорить, а на сегодня уже достаточно.
– У вас случилась размолвка? – встревожилась Моника.
– Давай назовем это несогласием. К счастью, все завершилось хорошо, мы помирились, но это огорчает, а мне не хочется снова начинать. Я боготворю твою сестру, верю в нее, хочу верить ей больше остальных. Мне нужна вера, которая бы вдохновляла меня жить и дышать.
– Какие печальные слова, Ренато! Словно они от полнейшего разочарования.
– Какая глупость! Я сказал, что люблю твою сестру. Я так люблю ее, что не смогу жить без нее.
– Значит, ты любишь ее превыше всего, и что бы ни случилось, ты готов…?
– Не знаю, что ты имеешь в виду под «что бы ни случилось», – прервал ее Ренато серьезно. – Прости, если отвечаю не так, как ты хочешь услышать, но если Айме поступит недостойно, то даже не представляю, что стало бы с нами и с этим домом. Ладно, мы болтаем глупости, теряем бесценное время, обижая нелепыми мыслями самую достойную и восхитительную женщину – твою сестру. – И с принужденной веселостью попросил: – Побудь с ней. Я скоро вернусь. До встречи, моя любимая Моника.