Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
– Куда пойдем, хозяин?
– Для начала найдем лошадь.
– Мне не нравятся лошади, хозяин. Ни лошади, ни ослы, ни машины, ни горы. Мне нравится море. Когда мы вернемся на море, капитан?
– Не знаю, Колибри. Может, завтра, а может, никогда.
– Какой вы странный теперь, капитан. Раньше вы знали обо всем, что произойдет через год, а теперь даже не знаете, что будете делать завтра.
– Тебя это удивляет? Колибри, однажды ты поймешь, что таким курсом движется корабль, когда женщина берет в руки штурвал управления нашей жизни.
–
– Нет больше новой хозяйки. Когда страсть делает нас рабами, то наш хозяин – отчаяние, а курс – дорога к несчастьям… Посмотри-ка…!
Схватив мальчика, он остановился у входа в конюшню, и слуги не было видно. Кто-то выводил лошадь из стойла. Белые ладони вслепую искали, и дотянувшись, достали одну упряжку, что висели в конюшне. Женщина хотела сама оседлать лошадь, и к ней вовремя подоспел Хуан:
– Я могу вам чем-то помочь?
– О, вы! – удивилась Моника.
– У вас нет слуги, который это сделает вместо вас?
– Несомненно есть, но сейчас рано, а я предпочитаю никого не беспокоить. Может, вы пойдете своей дорогой и оставите меня в покое?
– Мне сюда, Святая Моника. Я пришел оседлать лошадь и прогуляться. Я спокойно могу оседлать двух или даже лучше, запрячь свою карету и подвезти вас, ведь вы вроде любите утренние ветра, как и я. Куда вы направляетесь? Колибри, помоги немного. Давай запряжем повозку.
– Да, капитан, лечу, – весело согласился мальчонка.
– Я же сказала, что не желаю, чтобы обо мне беспокоились.
– Это не беспокойство, напротив. Не видели, как обрадовался этот мальчишка? Он панически боится лошадей, его очаровала идея, что мы поедем гулять в повозке. Прогуляемся, и заодно отвезем вас. Не думаю, что сегодня у меня есть дела.
– Хуан, вы должны сделать одно – уйти. Уйти побыстрее и навсегда!
– Черт побери! Вы не знаете другого слова? Все время слышу одно и то же. Вы либо советуете, приказываете, либо оскорбляете. Вы ужасны, сеньорита де Мольнар, – пошутил Хуан.
– Как вы можете шутить? Разве вы не понимаете, в какое положение ставите всех нас? Почему хотите остаться? На что надеетесь? Чего ждете?
– Вам когда-нибудь приходило в голову, чего ждет потерпевший кораблекрушение, когда посреди моря хватается за обломки корабля, и нещадно палит солнце, сводит с ума, мучает жажда и голод, а рядом высовываются из моря свирепые морские твари? Спрашивали ли вы себя, чего он ждет, когда почти слепыми глазами вглядывается в горизонт в надежде увидеть корабль? Почему держится за дерево пораненными и судорожно сжатыми пальцами? Почему глотает горькую воду, вместо того, чтобы разжать руки и покончить разом со всем? Почему он это делает? Почему?
– Ну… – задумалась Моника. – Это другое. Наверное, тут играет роль инстинкт самосохранения, человеческий долг и право оберегать свою жизнь. Он ждет чуда, которое его спасет! Но вы…
– Я как потерпевший кораблекрушение, Святая Моника, и не верю в чудеса.
– Вы не верите и в человеческую доброту, Хуан…
– Нет, не верю. Хоть вы и дали мне это нелепое имя, которое мне ни к чему. Предполагаю, вы смеетесь надо мной, как и я над вашей мнимой святостью.
– Я не смеюсь ни над кем, Хуан. Сначала я думала, что вы злодей, дикарь. Не стану отрицать. А когда узнала в вас мужчину и почувствовала человека, я поняла, что несмотря ни на что, вам не безразлична дружба Ренато, и вы вняли моей просьбе. Поэтому для чего продлевать этот ужас? Примите поражение и уходите.
– Я не потерпел поражение. Айме любит меня. По-своему, но любит. Без святости, без достоинства, давайте говорить открыто. Она любит и предпочитает меня, как предпочитают меня многие шлюхи портовых таверн. По-моему, она способна сбежать со мной куда угодно.
– Вы что, обезумели? Оба сошли с ума? Как вы можете думать о подобном? Хотите… добиваетесь… надеетесь…?
– Со слезами она умоляла не бросать ее. Она вчера там была, когда вчера вечером вы так своевременно заняли ее место. Она попросила, и я согласился на предложенный Ренато пост.
– Нет! Невозможно! Не может достичь такой крайности человеческая злоба!
– Человеческая злоба способна пойти гораздо дальше, чем вы можете себе представить, – уверил Хуан угрюмым и хриплым голосом.
– Нет! Нет! Тогда вы чудовище вдвойне! Вы не можете вот так разрушить честь и жизнь Ренато! Не можете так его ранить, потому что есть Бог на небесах, и Он поразит вас своими лучами!
– Не говорите глупости, Святая Моника, – неприятно засмеялся Хуан. И позвал негритенка: – Колибри! Пойди сюда! Подойди, сними рубашку.
– Что? Что такое? – удивилась Моника.
– Колибри, сеньорита желает увидеть твою спину. Хочет увидеть следы ударов и ожогов. Хочет узнать и сейчас почувствует, до каких крайностей может дойти человеческая злоба и жестокость. Расскажи ей о своей жизни, и что делали с тобой раньше. И я хочу, чтобы вы выслушали эту историю, сеньорита де Мольнар, а потом сказали, где был Бог, когда звери в человечьем обличье, его хозяева, так его мучили. Скажите, где был Бог, сеньорита де Мольнар, и почему он не поразил их своими лучами!
Свирепо, молниеносным движением Хуан Дьявол сорвал с Колибри рубашку из белого льна, обнажив маленькое тельце, и чтобы та получше разглядела, он поднял его на руках, жадно вглядываясь в красивое женское лицо, в котором теперь выражалось не возмущение и злость, а ужас, боль и жалость, и она прошептала:
– Нет, не может быть. Этот ребенок, это бедное создание…
– Посмотрите на него, потрогайте, послушайте его. Он расскажет, как страдает человеческое существо. Посмотрите на эти плечи, истерзанные тяжестью дров, превышающих силы ребенка, на эти несчастные кости, искалеченные голодом и плохим обращением. Посмотрите на шрамы от ожогов, ударов кнута. Для людей, которые его использовали, он был меньше животного, негритенком, сиротой, беззаконно брошенным. И ни одна рука не сдержала его палачей.