Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
– С Моникой? – удивился Хуан.
– Да, Моника, моя свояченица, которая после тебя стала единственной настоящей подругой детства и юности, музой-вдохновительницей на целых пятнадцать лет.
– А почему ты не женился на ней?
– На Монике? – удивился Ренато. – Ну, даже не знаю, почему влюбился не в нее. Она была и есть чудесная. Больше я ладил с ней, чем с Айме, но сердцу не прикажешь. Однажды оно переменило курс, и меня пленило это создание, грациозное и очаровательное. – Ренато улыбнулся своим мыслям, ослепший в своем мечтании, не взглянув на изменившееся лицо
Только теперь он посмотрел на лицо Хуана и удивился его ужасному выражению. На смуглом, побледневшем лице горели огненные яростные черные глаза, губы сжались, и с них чудом не слетела его тайна.
– О чем ты думаешь, Хуан? Ты как будто вспомнил что-то не слишком приятное. Это заметно… Я предложил тебе остаться, даже не спросив ни о чем. Возможно, в твоей жизни есть любовь. Может быть, женщина…
– Будь они все прокляты!
– Хуан! – упрекнул Ренато, и недоумевая, спросил: – Тебя какая-то из них ранила? Тебе не повезло и попалась плохая женщина?
– А какая не плохая?
– Ну, не говори так. Недостойно порядочного мужчины проклинать их всех сразу. Согласен, одни хуже некуда; но другие – само благородство, чистые и невинные, каких только можно найти на земле.
– Ты говоришь о своей Айме?
– Естественно! – резко парировал Ренато и, нахмурившись, сурово взглянул на него; но фраза, готовая слететь с губ Хуана Дьявола, так и не вырвалась наружу. Непонятная внутренняя сила удержала ее. Повернувшись, он увидел Монику де Мольнар и безразлично произнес:
– Твоя свояченица.
– Айме пришла в себя, Ренато, – объяснила Моника. – Она спросила о тебе. Удивилась, что тебя нет рядом.
– Да, конечно. Уже бегу. Я задержал Хуана. Пусть он расскажет о нашей беседе. И проведи его в дом. Я распоряжусь, чтобы ему приготовили комнату для гостей.
Ренато двинулся быстрым шагом к парадной лестнице и вошел в особняк. Глаза Хуана неотрывно следили за ним, пока тот не скрылся, а взволнованная Моника наблюдала за ним.
– Не смотрите так. Я не сказал ни слова и ничего не сделал, – успокоил ее Хуан. – Я позволил вертеть собой по вашему желанию.
– Пусть Бог отблагодарит вас. А что сказал вам Ренато? Как вы намерены поступить?
– Ренато хочет, чтобы я остался в Кампо Реаль на неопределенный срок. Он предложил мне должность управляющего усадьбой.
– Но ведь вы отказались, Хуан. Правда? Не можете принять это предложение. Вы должны сегодня же уехать! Вы же видели, как ваше появление сказалось на Айме.
– Обморок очень помог. Как удобно и своевременно! Мир устроен для женщин…
– Она не притворялась. Ваше появление
– И заставила меня поклясться столько раз? Пусть не лжет! Она не сомневалась, что крепко меня держит, а я сумасшедший и влюбленный, как идиот, пошел ради нее на все! На все, да, на все! Знаете, каково это? Я сотню раз на день рисковал своей жизнью! И ради чего? Зачем? Дабы сдержать свое слово, подойти к ней в одежде кабальеро, удовлетворить ее желания, идти с ней под руку на людях, соблюдая то, что вы называете религией, семьей, приличиями.
– Хуан, сжальтесь. Вы сумели промолчать. И удалитесь молча. Уверяю вас, Айме плачет кровавыми слезами.
– На руках Ренато, – беспредельно горько закончил Хуан.
– Не думайте об этом. Прошу…
– Хватит просьб! – оборвал Хуан. – Не думайте, что тронете меня своими мольбами и слезами. Я не такой чувствительный, как Ренато, и не настолько счастлив, чтобы проявлять великодушие. Наоборот, я настолько несчастлив, что могу ненавидеть даже небесный свет, воздух, которым дышу, землю, на которой стою. И я не отказался от мести!
22.
– Айме, жизнь моя, что случилось? Почему ты плачешь? Тебе плохо?
– О, оставь меня!
– Прости, но я не понимаю. Моника передала, что тебе лучше, и ты позвала меня.
– Что знает эта дура?
– Твоя сестра дура? – удивился Ренато, глубоко пораженный выпадом жены.
– Дура, глупая склочница! Когда же она уедет в свой монастырь и оставит нас в покое?
– Айме, думаю, ты вне себя и лишилась рассудка. Почему? Что стряслось?
– Что она рассказала тебе?
– Она ничего не рассказывала и ничего не должна рассказывать. Это ты меня расстроила. Почему ты так отзываешься о сестре? Нелепо так относиться к ней, когда она настолько благородна, заботлива и нежна с тобой.
– Бедная Моника! – вздохнула притворно Айме, которую успокоили слова Ренато.
– Теперь ты сочувствуешь ей?
– Просто я сама иногда не ведаю, что говорю.
Она вытерла слезы и постаралась успокоиться. Она ненавидела Монику. Да, ненавидела, и злоба горькой пеной поднималась к губам. Но заметив жесткое, суровое, серьезное выражение Ренато, она хитро дала задний ход. Наблюдая за ним, в голове ее сверкнул безрассудный план, подобно надежде, и она вновь спросила:
– Моника не рассказала о моем обмороке?
– Да, жизнь моя, сказала, что ты страдаешь от обмороков. Тебя беспокоит, что она сказала? В этом нет ничего особенного. Кроме того, она успокоила нас. Понимаю, что ты чувствуешь, тебя беспокоит и унижает мысль о болезни. Но любовь моя, какая глупость! В этом нет ничего такого. Все мы чем-нибудь болеем. Ты чудесная и совершенная. А это небольшое недомогание мы подлечим, а если не вылечим, не важно. Моя любовь навсегда и во всем, в счастье, страдании, в здравии и болезни. Я всегда буду любить тебя, как гласит протестантский обряд: пока смерть не разлучит нас!