Динка (ил. А.Ермолаева)
Шрифт:
— «Пещера Лихтвейса», выпуск пять копеек, — пояснила по складам Динка.
— Выпуск пять копеек? Ой, подожди… Я один раз купила такую книжку. Это, может быть, Нат Пинкертон? — озабоченно спросила Мышка.
— Нет, я же тебе говорю: «Пещера Лихтвейса». Но если у тебя ее нет, так давай хоть Нат Пинкертона! — соглашается Динка и, чтоб вызвать сочувствие сестры, добавляет: — Это для одной сироты!
— Да у меня давно уже нет этой книжки, я ее сейчас же выбросила. Мама сказала, что такую гадость противно взять в руки!
— Да,
— Не надо! Я лучше дам ему другую книжку, настоящую. Я поищу что-нибудь хорошее, — пообещала Мышка.
Глава двадцать девятая
ОБЩАЯ ЛЮБИМИЦА
— Принимайте гостью-то! Два часа ребенок в калитку колотит, а они как глухие! — крикнула из сада Лина.
— Ой, Марьяшка! А я почитать хотела! — выбегая на террасу, с сожалением говорит Мышка.
— И у меня всякие дела… Мне тоже некогда! — перегоняя ее, кричит Динка. — Марьяшечка, не стучи, мы идем!
Но Марьяшка изо всех сил колотит сноси ложкой в калитку.
— Кисей будет? — привычно осведомляется она.
Круглая мордочка ее с красной пуговкой посередине, голубые веселые глазки и толстенькие, словно надутые, щечки вызывают в девочках неудержимую нежность.
— Марьяшенька, поцелуй меня!
— И меня, Марьяшенька, и меня! Марьяшка громко чмокает то одну, то другую и, размахивая своей ложкой, важно шествует к дому.
— Марьяшка, вон Лина! Крикни: «Лина, Лина! Дай Марьяшке молочка, булочки…» — нашептывает ей Динка.
— Ина! Ина! Мальяске мойока, були!.. — кричит Марьяшка.
— Сахарку! — подсказывает ей Динка.
— Сахайку! — кричит Марьяшка.
— Слышу, слышу! Иди уж, топай! С собой, что ли, ложка-то? Ох ты ж, гостья моя неописуемая! — растроганно откликается с террасы Лина, наливая в чашку молока.
Девочки начинают спорить.
— Иди, я сама ее покормлю, — говорит Мышка.
— Ишь какая, сама иди! Ты же читать хотела! Я покормлю, а ты уложи, прижимая к себе девочку, говорит Динка.
— Хитрая ты! Самое удовольствие кормить… — протестует Мышка.
— Ну, давай вместе. Неси одеяло на гамак! — командует Динка.
— Так она, может, поиграет еще.
Марьяшка шествует посредине и, поворачивая то к одной, то к другой свое веселое личико, что-то рассказывает непонятное и очень нужное, подкрепляя свои сообщения неожиданным звонким смехом.
— Ты будешь кормить, а я буду поить молочком, — примиряюще говорит Мышка.
Но Лина захватывает девочку своими большими теплыми руками, усаживает ее к себе на колени, обтирает мокрым полотенцем Марьяшкину ложку и, зачерпнув каши, шумно дует на нее. Марьяшка, широко открыв свой рот с мелкими белыми зубками и закинув головенку на грудь Лины, терпеливо ждет.
Девочки стоят по обеим сторонам и, налегая на стол, довольно улыбаются.
После завтрака начинается веселая игра.
— Ку-ку! — кричит Марьяшка, прячась за дверью.
— Ку-ку! — откликается из-под стола Мышка.
— Где они? Где они? — нарочно не замечая их, мечется по террасе Динка. Где моя Марьяшка?
Мышка быстро перебегает к Марьяшке и что-то шепчет ей на ухо.
— Нас нету! — пищит из-за двери тоненький голосок.
— Зайчики, зайчики! Где моя Марьяшка? — закрывая лицо руками, спрашивает Динка.
«Зайчики», взявшись под ручку, прыгают ей навстречу. Но в этот момент входит Катя. На бледном, хмуром лице ее появляется рассеянная улыбка.
— Не спит? — спрашивает она, указывая на Марьяшку, и, неотступно думая о чем-то своем, машинально добавляет: — Уложите ее в гамаке!
Девочки переплетают руки стульчиком и несут Марьяшку в сад. Уложив девочку в гамак, они тихо покачивают ее, надевая колыбельную:
Спи, младенец мой прекрасный, Баюшки-баю…Глаза Марьяшки медленно закрываются, на красные щеки ложится темный ободок пушистых ресниц.
— Tсc!.. — шепчет Динка, подняв палец. И обе девочки на цыпочках удаляются.
Глава тридцатая
ХОРОШЕЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ЛУЧШИМ
За обедом Марина несколько раз взглядывает на сестру:
— Почему ты такая бледная, Катя? У тебя не болит голова?
— У меня никогда ничего не болит, — улыбается Катя, но улыбка ее какая-то неживая, деланная.
— Катя весь день сегодня бледная, — замечает Алина.
— Катюшенька, почему ты такая? — в сотый раз спрашивает Мышка.
— Может, ты гладила и угорела? — пытается угадать старшая сестра.
— Да нет. Вот надо вам всем обращать внимание! Я просто не высыпалась последнее время.
— Вот это скорей всего, — подтверждает Марина и вдруг звонко, заразительно хохочет. — Я, знаешь, недавно заснула на службе. Хорошо, что наш курьер вошел и сильно хлопнул дверью. Я сразу проснулась и говорю: «Спасибо». А он: «Чего-с?» Ха-ха-ха!
Дети тоже начинают смеяться.
— Чего-с? Чего-с? — повторяет Динка, хохоча и балуясь.
— И главное, что я всегда раньше просила этого курьера, — вытирая выступившие or смеха слезы, говорит Марина, — чтобы он не хлопал так сильно дверью, а тут… вдруг: спасибо! Конечно, он ничего не понял и — чего-с? — под общий смех объясняет она.
Когда кто-нибудь хорошо рассказывает и все смеются, Динка приходит в неистовое возбуждение. Ей тоже хочется что-нибудь рассказать, или выкинуть какой-нибудь неожиданный фокус, или, на худой конец, хоть высунуть свой нетерпеливый язык и подразнить Мышку: «Мэ-мэ-мэ…»