Динка прощается с детством
Шрифт:
«Алина борется…» — кратко сказала об этом письме Марина. И все поняли, что в жизни Алины наступил какой-то перелом. С тех пор писем больше не было, и на близких это молчание лежало тяжелым камнем. К этой тревоге прибавилось еще и беспокойство за мать. Поэтому, едва кончилась веселая комедия с Федоркиным сватовством, как Мышка сказала:
— Поговорим сегодня о наших… Надеюсь, Динка, у тебя больше нет никаких историй?
Время близилось к вечеру. Динка, усталая и погасшая после недавнего вдохновения, валялась на траве рядом со своим другом Нероном и, положив голову на его пушистую шерсть, дремала. Собака тоже спала, изредка поднимая морду и косясь глазом на спящую хозяйку. Солнце светлыми пятнами падало на траву, на заросшие дорожки, на террасу, где Мышка стирала в тазике свой белый передник и косынку, на босые поджатые ноги Динки. От сарая слышался стук молотка и доносился запах дегтя, которым Леня смазывал бричку.
— Дина! У меня единственный вечер, когда я свободна, мы должны подумать, что делать, если от мамы не будет письма… — снова начала Мышка. — Поэтому отложи пока все свои истории.
— Да у меня только одна история, я потом сама расскажу ее Лене.
— Ну нет! — возмутилась Мышка. — Не морочь нам головы, Дина. Достаточно того, что весь день мы провозились сегодня с Федоркой.
— Ну хорошо, хорошо… Я могу отложить, я же и сама устала. Ты думаешь, все так просто? Раз, раз — и готово? Одна история, другая история… Попробуй сама с ними справиться, тогда узнаешь, — сонно забормотала Динка, но Мышка, опустив над тазом руки, покрытые до локтя мыльной пеной, расхохоталась.
— Ой, не могу! Когда ты вырастешь наконец? — сказала она, глядя на Динку с ласковой снисходительностью старшей сестры.
— Когда вырасту, тогда и вырасту… — ворчливо откликнулась Динка, поднимаясь и заплетая растрепавшиеся косы. — Только ничего от этого не изменится, можешь не надеяться. У человека бывает один характер, а не двадцать, и сердце только одно. Значит, что у меня есть, то уже и останется!
— С чем тебя и поздравляю! — снова засмеялась Мышка. — Только на сегодня ты уже отрешись от всяких своих дел хотя бы на один вечер!
— Об чем разговор? — спросил Леня, появляясь перед террасой и вытирая тряпкой запачканные дегтем руки. — Макака! Налей в умывальник водички или возьми у Мышки в тазике мыльную, слей мне на руки!
Динка сбегала за водой, выхватила из рук Мышки тазик и полила Лене на руки.
— Ну вот и хорошо! Только дегтем от меня несет, как от праздничных сапог! Зато уж смазал колеса на совесть, теперь скрипеть не будут! До вечера еще наколю дров. А как насчет какой-нибудь еды? Может, попробовать подкопать картошку?
Сестры озабоченно переглянулись.
— Молодой еще нет. Она вся такусенькая! — Динка показала на кончик пальца.
— А старой тоже нет. Есть немного пшена и кусочек сала… — задумчиво сказала Мышка.
— Ну и хорошо! Я сейчас сварю кулеш! — с готовностью отозвалась Динка. Сейчас! Неро, пошли за луком! Айда! Живо!..
Когда она убежала, Леня посмотрел ей вслед и, облокотившись на перила, тихо спросил:
— Не знаешь ли, отчего расстроился Андрей? Ничего не сказал и уехал. Динка не рассказала тебе?
— Нет! Но как будто ты не знаешь Динку? — пожимая плечами, ответила Мышка. — Мало ли что она ему наговорила…
— Андрея не так легко расстроить… Я хотел бы знать, что это за история, — серьезно сказал Леня.
— Не беспокойся, она и тебе наговорит, только уж сегодняшний вечер оставим для мамы… Я просто не нахожу себе места от беспокойства…
— Да, маме очень трудно… Надо решить, не поехать ли мне к ней на помощь… Но раньше я должен отчитаться в своей поездке. Ну, сегодня поговорим обо всем! — решительно закончил Леня.
Через полчаса Динка уже сидела около костра, над которым в солдатском котелке весело булькал ее кулеш.
Три козявки — три хозяйки Шли на рынок покупать, Вот на рынке три корзинки, А хозяек не видать…напевала Динка, нарезая тоненькими кусочками сало.
— Неистощимая у тебя энергия! — засмеялся Леня, подкладывая в костер наколотые чурки. — Только что лежала свернувшись клубочком, как серенький ежик, а тут, гляди, какую бурную деятельность развернула!
— А ведь это всегда: если человек устал от какого-нибудь одного дела, ему нужно просто перейти на другое, — серьезно ответила Динка.
— Ну, а зачем тебе понадобился этот костер и котелок? Можно было поставить кастрюлю на плиту!
— Как это на плиту? Кулеш варят в котелке, и он должен пропахнуть дымом, убежденно сказала Динка, облизывая ложку.
Ей уже давно хотелось испробовать котелок, который она купила с рук на одном из дачных базаров. Вместе с солдатским котелком купила она и старую зажигалку — для курящих. В тот день на хутор приехал Андрей.
— А кто же тут курящий? — усмехнулся он, глядя на Леню.
— Пока никто. Но ведь это только потому, что вы оба еще ненастоящие мужчины. А когда вы станете мужчинами… — щелкая зажигалкой, сказала Динка.
— Вот как? — расхохотался Андрей и тут же серьезно сказал: — Ну, если, по-твоему, доблесть начинается с папиросы, то в следующий раз я привезу с собой целую пачку «Казбека»!
— А я подарю тебе зажигалку! — обрадовалась Динка.
— Ну-ну, — хмуро сказал Леня, — не дури, Андрей! Ты мне еще и ее научишь курить!
— «Ты мне»!.. — повторил Андрей, и темные глаза его сузились, — А нельзя ли без этой приставки?
— Нельзя, — решительно сказал Леня, и брови его сошлись в прямую черту. Эта приставка была, есть и будет!
— Ты… так уверен в этом? — глядя ему прямо в глаза, спросил Хохолок.
— Да, — отрывисто заявил Леня. — И тебя прошу помнить об этом, на всякий случай!
— Я могу помнить, — усмехнулся Андрей. — Но я ни в чем не уверен!
Динка, напряженно вглядываясь в лица обоих товарищей, силилась понять, о чем они говорят; она чувствовала, что между Леней и Андреем легла какая-то тень, словно пробежала черная кошка. И эта кошка — она, Динка.