Динка (с иллюстрациями Воробьева)
Шрифт:
Вынув из корзины посуду и завернув в тряпочку Федькину долю от проданной рыбы, Ленька отложил ее в сторону. Потом посчитал оставшиеся от покупок медяки и, вынув на ладонь полтинник, со счастливой улыбкой подумал:
«Это на лодку. Прикопим с Федькой еще четыре с полтиной и купим лодку! Вот Макака обрадуется!» Он посмотрел на заходящее солнце и с грустью подумал, что сегодня поздно бежать к Динке, так как пароход «Гоголь» уже пришел и мать девочки дома.
«Завтра пораньше пойду…» - успокоил себя Ленька и, еще раз полюбовавшись своим полтинником, спрятал его
– Лень… Лень… Лень… - жалобно и протяжно донеслось вдруг откуда-то издали.
Мальчик вздрогнул, прислушался.
– Лень… Лень… - плакал знакомый голос.
– Макака!
Ленька бросил пиджак и, вихрем перелетев на обрыв, беспомощно заметался во все стороны:
– Макака! Макака!
Глава 23
НАШЛАСЬ!
– Лень… Лень… - слышится уже где-то ближе, вперемежку с рыданием, и в темной зелени белеет Динкино платье.
Ленька мчится навстречу девочке и, задохнувшись от бега, хватает ее за плечо.
– Кто тебя?
– грозно кричит он, и светлые волосы его подымаются ершом, а лицо заливает краска гнева.
– Кто тебя? Кто?
– безжалостно встряхивая плачущую девочку, повторяет он, нетерпеливо требуя имя обидчика.
– Шар-ма-анщик, - опускаясь на землю, всхлипывает Динка.
– Шарманщик?!
– не понимая, переспрашивает Ленька.
Динка кивает головой:
– Я целый день пела… Мы всё ходили, ходили… У меня уже… весь голос… вышел… Нам денежки давали… в шапку… много… Я хотела тебе… а он… не дал!
– безутешно плача рассказывает она.
– Денег не дал? Ну, погоди, старая чума! Я с него душу вырясу!
– грозит кулаком Ленька.
– Не-ет, - тоскливо тянет Динка, - с него нельзя… душу… он старый…
– Так что ж, что он старый? По мне, хоть столетка!
– гневно вскидывает головой Ленька.
– Старых… нельзя… обижать… - безнадежно плачет Динка.
– А что же, цацкаться-с ними?
– кричит Ленька.
– Цацкаться… - тянет Динка.
– Ну нет!
– сжимая зубы, говорит Ленька.
– Я с него спрошу… Не денег спрошу, а вот за этот рев твой… Пойдем сейчас! Вставай! Я ему, гадюке, не спущу!
– снова закипает гневом Ленька, - Вставай, говорю!
– Я не могу… у меня ножки болят. Я ничего не ела… с утра… - еще горше плачет Динка.
– С утра ушла? И до сих пор шаталась? Ума у тебя нет!
– пугается Ленька и, присев на корточки, гладит девочку по голове.
– Ну ладно! Молчи! Я тебе яблоко дам, хлебца! Чаю скипячу! Дойдешь до утеса-то?
– Дойду…
– Ну, держись за меня! А то давай на закорках понесу!
– предлагает Ленька.
– На каких закорках?
– Ну, на спине, что ли… Понесть?
– Не-ет… я сама пойду!
– ухватившись за его руку, подымается Динка.
Ленька бережно ведет ее по тропинке, раздвигая кусты и бешено ругаясь:
– Я ему покажу, старой чуме! Он у меня раньше время в могилу вскочит!
Динка вспоминает дрожащие пальцы старика, перебирающие сухие корки:
– Не надо, Лень… Он и так… чуть… не умер…
– Чуть не умер? А денежки взял! И до слез тебя довел!.. Хитер старик! Это надо только подумать - по всем дачам девчонку протаскал!
– Я сама… таскалась… и он тоже… таскался… с шарманкой… уточняет Динка.
Они подходят к доске, перекинутой с обрыва на утёс, И Ленька пугается:
Не перейдешь ты! Сиди лучше здесь. Я тебе яблоко сейчас принесу!
– И хлеба… - просит Динка, покорно усаживаясь на обрыве.
– Все, все принесу! Только сиди тут! Не ходи, слышь? Я сейчас!
– кричит Ленька, перебегая по доске на утес и скрываясь за камнем.
Динка, согнувшись и прерывисто вздыхая, смотрит ему вслед…
Ленька появляется с корзиной в руке. Из корзины свисают рукава дареного пиджака и торчат ободки грязных тарелок.
– Вот, все тебе принес! На яблоко! И хлеб вот ешь… Сахар еще! Ну, ешь, а я тебе новости свои расскажу!
Динка жадно грызет яблоко, прикусывая сахар и заедая хлебом. Распухшие от слез глаза ее начинают блестеть, и, только изредка прерывисто вздыхая, она вспоминает свою обиду.
А Ленька рассказывается про свои заработки, про Федькину рыбу, про похлебку и чаепитие у Степана и, заканчивая свой рассказ, просит:
– А теперь закрой глаза… Сейчас увидишь, какой подарок на мне!
Динка, прожевывая хлеб, закрывает глаза, и Ленька быстро облачается в дареный пиджак.
– Теперь гляди!
– гордо говорит он, представая перед удивленной Динкой в своей необъятной одежде, - Спереди гляди и сзади гляди, - поворачиваясь, говорит он.
– А теперь вот! Изнутри карман, и с боков по карману! Видала?
– Видала. А это Степан сам тебе сшил?
– спрашивает Динка.
– Да нет! Это с него пинжак. Он свой мне подарил, понимаешь? Динка кивает головой.
– Я еще с самого роду не видала таких пинжаков!
– говорит она, удивляясь ширине и длине Ленькиной обновы.
– Ну вот!
– радуется Ленька и, опускаясь рядом на корточки, таинственно шепчет: - А еще что покажу, так ахнешь!
– Он разжимает кулак и показывает Динке новенький, блестящий полтинник.
– Это рубль, Лень?
– спрашивает Динка и несмело дотрагивается пальцем до блестящего кружочка.
– Не рубль, а полтинник! Серебряный! На! Поиграй? А хочешь - и совсем возьми!
– великодушно предлагает он, жертвуя мечтой о лодке.
– Нет, - ежится Динка, и на глаза ее снова набегают слезы.
– Я больше не люблю денег, Лень. Из-за денег плачут, - тихо вздыхает она и, подперев pукой щеку, с горькой обидой рассказывает Леньке весь свой трудный, тяжелый день.
– Мне много давали, а он все взял себе, - жалуется она.
– Ясно - себе. Ведь это если бы ты с ребятами пошла, так те по-честному делятся. А на взрослых какая надежда? Еще если политический, так тот чужого гроша не возьмет, скорей свое отдаст. А у шарманщика какая политика? Одна труха… серьезно объясняет Ленька.