Дипломат
Шрифт:
– Да.
– По рождению? Или по тому положению, которое занимает?
– По рождению.
– А ханум? – спросил Салим.
– Она тоже по рождению знатная госпожа.
– А ты?
– Я ни господин, ни раб, – холодно ответил Мак-Грегор и больше ничего не сказал.
Салим пошел к выходу и столкнулся с входившим в пещеру отцом Даудом. Салим остановился и ласково приветствовал его по-курдски. Видно было, что эти двое – старые и добрые знакомые. Гордиан тоже поздоровался с Даудом, и они долго обменивались традиционными
При виде отца Дауда Эссекс снова разозлился: – Мне не нравится этот субъект, и я не желаю, чтоб он здесь околачивался. Скажите ему, пусть убирается.
– Полно вам, Гарольд, – сказала Кэтрин. – Совершенно безобидный старик.
Эссекс промолчал. Отец Дауд, улыбаясь, подошел к ним поздороваться, но Эссекс нетерпеливо отмахнулся от него. Лицо старика приняло встревоженное выражение. Он спросил Мак-Грегора, не мешает ли послу присутствие Дьявола.
Мак-Грегор подвязывал вьюки к седлу, стараясь равномерно распределить груз.
– Посол думает, что ты намеренно отдал нас в руки мукри, – сказал он Дауду.
– А разве он боится мукри? – Дауд не отвел обвинения.
– Вовсе нет. Но он недоволен, – сказал Мак-Грегор. – Где наши верховые лошади?
– Ожидают вас. Все будет хорошо. Мы поедем с благородными людьми.
– А что этим благородным людям от нас нужно ? – спросил Мак-Грегор.
– Этого я не знаю, – ответил отец Дауд.
– Может быть, они денег хотят?
– А они требовали денег?
– Нет. Но что еще им может быть нужно?
– Мало ли что. Вы сами, например.
– Но зачем? – спросил Мак-Грегор.
– В Курдистане творятся сейчас большие политические дела – стал объяснять отец Дауд. – Салим только что вернулся из Сеннэ, куда съезжались на совет все курдские вожди. Там были приняты важные решения. Может быть, Салим хочет заручиться вашей помощью или вашим сочувствием. Вы люди важные, а мир должен услышать правду о Курдистане.
– Откуда он знает, что мы важные люди?
– Если никто не говорил ему, значит, он догадался сам.
– Кто же мог ему сказать?
– Разве у вас в Иране мало друзей, которые знают, что вы за люди?
– Может быть, это русские ему сказали? – Друг мой! – отец Дауд укоризненно улыбнулся. – Зачем тебе тревожиться? Салим, шейх мукри, ни от кого не зависит. Ты тоже не зависишь ни от кого: сам отвечаешь за свои поступки, знаешь себе цену, и, конечно, ты человек гордый. Думай о Салиме так, как ты думаешь о самом себе, – и тебе не придется сомневаться в нем. Тревогу и сомнения должны внушать другие, его родственники и наследники – Амир-заде и Гордиан Непобедимый. Эти два человека постоянно враждуют и спорят между собой, и когда дело касается политики, у них ни в чем не бывает согласия.
– А тебе они внушают тревогу, отец Дауд? – спросил Мак-Грегор.
–
– Скажи, как могло случиться, что ты, паломник, иезид, так близок к племени мукри и так свободно рассуждаешь о его делах? – Мак-Грегор наконец управился с лошадью и теперь ждал, когда Кэтрин и Эссекс закончат свои сборы.
Дауда не смутил этот прямой вопрос. – Салим, шейх мукри, – человек просвещенный и терпимый, мне уже не раз доводилось путешествовать с ним. – Отец Дауд подхватил под уздцы туркменскую лошадь и повел ее к выходу из пещеры; остальные шли следом.
– Но ведь Салим – суннит и потому должен быть врагом иезидов. Разве не так?
– Салим выше всех религий, – сказал Дауд. – Во всем Курдистане нет человека терпимее его и в то же время нет человека опаснее в гневе. Ты и твои друзья в благородных руках, сын мой, хотя, может быть, вы рискуете лишиться своих богатств и своего высокого положения.
Теперь и Мак-Грегору стало казаться, что отец Дауд в какой-то мере причастен к их пленению. Он, видимо, позабыл о своем паломничестве в Мосул и вместе со своими братьями курдами направлялся совсем в другую сторону – к Престолу Соломона, в родные места племени мукри. И все-таки Мак-Грегору не верилось, что Дауд с умыслом заманил их в ловушку.
Утро было холодное и ясное, и на земле перед пещерой лежал свежий снег. Лошади курдов, сбившись в кучу, фыркали и нетерпеливо перебирали ногами; курды в своих тяжелых бурках один за другим вскакивали в седло и отъезжали. Среди лошадей выделялся один арабский жеребец, весь белый, только с двумя черными отметинами на лбу. Седло на нем было красное, а стремена из какого-то металла, похожего на бронзу. На круп была накинута широкая расшитая попона. Он стоял смирно, терпеливо дожидаясь хозяина.
– Вот подходящая для вас лошадка, – сказала Кэтрин Эссексу.
– Это, вероятно, конь Салима, – возразил Мак-Грегор.
Эссекс ничего не сказал и, подойдя к своей убогой лошаденке, молча вскочил в седло. Затем он подъехал к тому месту, где стоял Дауд, и взял у него из рук повод вьючной лошади. Ведя ее за собой, он поравнялся с Кэтрин и Мак-Грегором, которые уже тоже сидели в седлах.
– Вот взять сейчас и ускакать, – сказал он им спокойным тоном. – Что нам мешает?
Но Мак-Грегор не шевельнулся. – Мы и до перевала не доберемся, – сказал он.
– Вы слишком всерьез принимаете этих людей, – заметил ему Эссекс. – Едемте, Кэти. Не боитесь? – Он был уверен в Кэтрин. Она не может не оценить подобной смелости. Этот поступок сразу вернет Эссексу должный авторитет.
– Что ж, стоит рискнуть, – сказала Кэтрин. – Едемте, Мак-Грегор.
Мак-Грегору не оставалось выбора. Он повернул лошадь и поехал следом за ними.
Эссекс не торопился. Расспросив у Мак-Грегора о направлении, он пустил свою лошадь шагом вверх по самому отлогому из ближних склонов.