Дипломат
Шрифт:
– О чем это? – спросила она.
– Об Иране, – сказал он.
Мак-Грегор сидел на кровати, неудобно опершись о спинку, без галстука, без пиджака, его редкие волосы были непричесаны – он только пригладил их ладонями, садясь на кровать. Он надевал ботинки, а Кэтрин смотрела на него, зная, что сейчас он думает не о ней. Взглянув на сколотые листы бумаги, Кэтрин поняла, что Мак-Грегор читал утренние телеграммы. Она тоже читала их. В телеграммах сообщалось о полицейских мероприятиях тегеранского правительства, имеющих целью
– Вы, должно быть, считаете Иран полицейским государством, – сказала она.
– Более или менее. – Мак-Грегор поглядел на нее, недоумевая, почему она об этом заговорила.
– Я читала эти телеграммы, – пояснила Кэтрин.
– Вот как?
– Недавно пришла еще одна для Эссекса. Я сама ее отнесла. По-моему, вам следует знать о ней. Там идет речь о вас, и я отчасти виновата в этом.
Он молчал, глядя на нее.
– Повидимому, Хэмбер и Стайл изобразили ваш новогодний разговор с ними как официальное заявление о миссии Эссекса, Форейн оффис телеграфировало Эссексу, вежливо указывая ему, что это, по меньшей мере неосторожно. Вот я и решила, что вам следует об этом знать.
– С какой стати эти газетчики вообще на меня ссылались? – удивленно спросил он.
– Вы ведь сопровождаете Эссекса, не так ли?
– Но ведь у нас была совершенно частная беседа, и они это прекрасно знали.
– Конечно, знали, – сказала она, – но для них нет ничего святого, а я не предупредила вас, это моя вина. Не знаю, что предпримет Эссекс, но…
– Он только что по телефону вызвал меня к себе.
– Я так и знала. Поэтому я и пришла предупредить вас.
– Очень мило с вашей стороны. – Мак-Грегор провел рукой по своим растрепанным волосам. – Должен признаться, что поступок этих газетчиков меня изумляет.
– Вы еще не знаете, на что они способны, – сказала Кэтрин и добавила без всякого перехода: – Зачем вы помадите волосы? Так они гораздо лучше.
Он не слышал ее замечания. Он думал о том, что Хэмбер и Стайл слишком много себе позволили. Они, должно быть, с ума спятили, если ссылаются на него, как на официальное лицо или официальный источник информации. Во всяком случае, это безобразие. Он вдруг разозлился.
– А ведь это подло с их стороны!
– Такова их профессия, – сказала Кэтрин философским тоном.
Он вдруг задумался. – Как раз перед уходом я начал говорить об Иране. Вы, должно быть, поэтому и поспешили увести меня?
– Сейчас не помню, – сказала она. – Но, вероятно, поэтому.
– Может быть, мне следует принести вам свою благодарность? – едко сказал он.
– О, не трудитесь, – улыбнулась она. – А этих американцев приходится принимать такими, какие они есть. Пусть их, а вы позабудьте обо всей этой истории.
– Ничего другого мне и не остается, – сказал
Кэтрин отодвинула кресло, оно стояло слишком близко к электрической печке. Она ждала, когда Мак-Грегор взглянет на нее, но он смотрел куда-то прямо перед собой.
– Вы в самом деле собираетесь возвращаться в Лондон? – спросила она.
– А кто вам об этом сказал?
– Тут все обо всех всё знают, – сказала Кэтрин.
– Вероятно, Асквит?
– Да, мне сказал Джон. Так, значит, вы уезжаете?
– Если удастся. – Он завязал галстук.
– Но почему? – спросила она.
– Эта работа не по мне, – сказал он. – И будет глупо, если я останусь.
– Нашли время удирать, – сказала она. – Если вы так заботитесь о вашем Иране, Мак-Грегор, так вот вам случай принести ему пользу. Зачем отказываться от такой с возможности?
– Тут я ничем не могу быть полезен.
– Ну, в это вы и сами не верите, – сказала она. – Ведь вы же умный человек! Это сразу по вашим волосам видно. Очень легко и просто фыркать на такую работу только потому, что вы не согласны с ее целями.
– Я хочу понимать, что я делаю, – возразил он. – А понять эту дипломатическую стряпню невозможно. В ней нет твердых законов и правил, и дипломаты подходят к проблемам вроде иранской с предвзятым мнением. Факты здесь роли не играют.
– Сколько презрения!
– Сколько накопилось.
– Всякая дипломатическая деятельность – жонглирование миром, – сказала она, – но при этом иногда принимаются и важные решения, Мак-Грегор. И среди них бывают неплохие решения.
– Я не хочу в них участвовать, – сказал он.
– А почему? Не судите о дипломатии по некоторым ее представителям, которые вам начинают не нравиться. Просто бывают плохие дипломаты, как бывают плохие ученые.
– Плохие ученые не делают карьеры, – сказал он.
– Представьте себе, что такова судьба и плохих дипломатов.
– Не представляю.
– Не все знаменитые дипломаты хороши. Я не это хочу сказать. Она встала и оправила свои лыжные штаны таким движением, каким женщины оправляют юбку. – Есть, конечно, и очень бездарные дипломаты, но, как правило, большинство из них люди разумные, образованные и честные, каким бы жульничеством они ни занимались.
Он покачал головой. – Нет уж, по-моему, лучше держаться от них подальше.
– Не торопитесь с вашими мрачными выводами, – сказала она. – Пробуйте иногда плыть по течению. Это замечательное чувство, оно вам понравится, а тогда вы и к своей работе будете относиться совсем по-другому. Повремените, еще успеете принять решение.
Он надел пиджак. – Я и так слишком долго раздумывал.
– Вовсе нет, – сказала она. – Что значат для вас еще несколько недель? Побудьте здесь и понаблюдайте за событиями, а если вам не понравится то, что здесь происходит, скажите об этом Эссексу. Он не обидится.