Дипломат
Шрифт:
– Куда вы вчера исчезли? – спросил Эссекс. – Вы мне были нужны.
– Мне казалось, что без меня вам лучше, – спокойно возразил Мак-Грегор.
– Лучше? А как, по-вашему, я должен был объясняться? Вы же знали, что я хочу говорить с Молотовым.
– Разве Троева не было?
– Был, но что из этого? Мне нужны были вы, а не Троев.
На Мак-Грегора это не произвело впечатления.
– Очень сожалею, – сказал он. – Мне в самом деле казалось, что вы и Кэти отлично справляетесь без меня. – Он теперь мог позволить себе быть великодушным с Эссексом, говоря о Кэтрин; это даже доставляло
– Нет.
Эссексу очень хотелось спросить, о чем вчера говорил Молотов с Мак-Грегором, но у него не поворачивался язык. Это значило бы признать свою зависимость от Мак-Грегора, хотя Эссекс и убеждал себя, что он сам подстроил этот разговор.
– Молотов согласился на встречу, – сказал он Мак-Грегору. – Так что мы должны быть готовы. Русским очень хотелось бы уладить дело полюбовно. Что ж, я, пожалуй, дам им эту возможность.
Мак-Грегор задал вопрос, которого от него и ждали: – Каким образом?
– Я предложу Молотову создать комиссию для расследования положения в Азербайджане, – пояснил Эссекс. – Проект такой комиссии у нас имеется. Он был выработан в Лондоне для конференции министров, но остался неиспользованным. Вот мы его и используем теперь. Если мы увезем отсюда соглашение об образовании англо-американо-русской комиссии по Азербайджану, я буду вполне удовлетворен.
– А где будет местопребывание этой комиссии? В Москве?
– Нет. В Азербайджане. На родной почве русские неуязвимы.
– Не согласятся они, – сказал Мак-Грегор.
– Согласятся, – заупрямился Эссекс. Сговорились все сегодня с ним спорить, что ли? – Они увидят в этом средство протянуть время. Большинство расследований для того только и затевается. Но при желании можно обернуть дело всерьез и представить положение так, как это вам выгодно, если только большинство в комиссии на вашей стороне, а в данном случае так оно и будет.
– Иначе говоря, вы рассчитываете на американцев, – сказал Мак-Грегор и снова стал доказывать, что русские на это не пойдут; они сразу раскусят, в чем дело.
– А я это так подам, что не раскусят, – сказал Эссекс.
– Но как же вы думаете провести это дело, сидя здесь? – спросил Мак-Грегор.
– А я не собираюсь его проводить. Мне нужно только добиться принципиального решения. Потом мы спокойно уедем домой, а остальное уже будет делать Лондон. Молотов, разумеется, захочет, чтобы в комиссии были и азербайджанцы, но мы тогда введем в игру Тегеран, и вместе с американцами у нас все равно будет большинство. Вы вчера говорили с этими азербайджанцами? Узнали, чего им тут надо?
– Да, я говорил со всеми четырьмя.
– Что, они действительно приехали обсуждать школьные дела?
– Повидимому.
– Есть среди них коммунисты?
Мак-Грегор покачал головой. – Не знаю. По-моему, нет.
– А военные?
– Это уж твердо могу сказать, что нет.
– Ну, тогда нам до них нет дела, – сказал Эссекс, как бы ставя на этом точку.
– Куда вы собираетесь направиться после Москвы? – неожиданно спросил Мак-Грегор.
Эссекс живо повернул к нему голову. –
– Просто я подумал о том, что с вами было приятно работать, – сказал Мак-Грегор.
– Рад слышать. – Это становилось интересным.
– Я хотел бы задать вам один вопрос.
– Да?
– Можно?
– Пожалуйста.
– Кем вы были до того, как стали дипломатом? – медленно проговорил Мак-Грегор.
– Военным, – ответил Эссекс, все больше удивляясь.
– И вам пришлось выбирать между этими двумя поприщами?
– Да нет, собственно. На армию я всегда смотрел, как на сборище актеров героического амплуа, которые упорно отказываются стать взрослыми людьми. Но выбор вообще был ограниченный. Церковь, армия, дипломатия. На мой вкус, последнее было единственным стоящим делом.
А что? Вы все-таки стали подумывать о дипломатической карьере?
– Может быть, – сказал Мак-Грегор.
Ответ был уклончивый, но Эссекс почувствовал за ним что-то серьезное, и это возбудило его любопытство. Если Мак-Грегор стал подумывать о профессии дипломата, значит, он отказывается от того крошечного преимущества, которое у него имелось перед Эссексом. До сих пор Мак-Грегор оставался в какой-то мере неуязвимым, потому что дело, которым он был занят, не представляло для него насущного интереса. Но, решив стать профессиональным дипломатом, он тем самым утрачивал эту раздражавшую Эссекса независимость. Кроме того (и это Мак-Грегор должен понимать), всякая его надежда добиться чего-нибудь на этом поприще будет зависеть от расположения Эссекса. Эссекс заранее радовался открывающимся перед ним возможностям.
– Вам везет, – сказал он. – У Дрейка как раз есть к вам поручение для начала. Вы можете выполнять его параллельно с вашей работой для меня. Ступайте, переговорите с ним.
– Что за поручение?
– Что-то по геологической части. Я сам точно не знаю. Дрейк вам все расскажет. – Эссекс был намеренно небрежен. Мак-Грегор, верно, рассчитывал, что он отнесется с сочувствием и одобрением к его мечтам о дипломатической карьере, предложит ему помощь, совет и руководство. Но если так, придется Мак-Грегору заплатить за это более благоразумным поведением и более добросовестным сотрудничеством.
– Он меня ожидает? – спросил Мак-Грегор.
– Нет. – Эссекс мельком взглянул на Мак-Грегора и подивился, откуда в нем сегодня такая покладистость. Но тут же он решил воспользоваться этим.
– Займемся раньше делами комиссии, – сказал он. – Вызовите, пожалуйста, мисс Уильямс со всеми материалами. С Дрейком вы успеете поговорить поздней.
Когда Мак-Грегор наконец отправился к Дрейку, его нервы были еще болезненно напряжены после испытания, которому сегодня подверглась его выдержка. Неизвестно почему, Эссекс все утро всячески старался задеть и унизить его. Обсуждая с ним подробности формы, в которой должно было быть сделано предложение об организации комиссии, Эссекс не раз сажал его в галошу. Несмотря на свою природную сообразительность, Мак-Грегор, в конце концов, стал чувствовать себя круглым дураком; Эссекс так запутал его, что он утратил всякую надежду постигнуть когда-либо самые элементарные основы дипломатического искусства.