DmC: Рожденные свободными
Шрифт:
В душевой текла вода.
Кэт осторожно сделала шаг вперед — вода прекратила шуметь. Пара шагов — и в дверном проеме показался Данте. Балахон он снял, оставшись в одних штанах, выданных ему медиками. С волос стекала вода, вычерчивая на плечах и груди сероватые дорожки.
Увидев Кэт, он недоуменно моргнул. Та лишь вздохнула:
— Ты плохо краску смыл.
— Разве? — Данте посмотрел на влажную руку, усеянную темными каплями. — Черт.
— Давай помогу.
— Забей, я сам, — он
— Какого?..
— Ты совсем идиот? — тихо спросила Кэт, уткнувшись лицом в его влажную спину. — Сколько можно лезть на рожон? А если бы ты умер там, в море?
— А с чего бы я умер? — невпопад спросил Данте, но замолчал, услышав странные звуки. Руки на его талии задрожали.
— Кэт?..
Она не выдержала — разревелась как маленькая, прижавшись щекой к его спине.
Данте не в новинку было слушать женский плач. Но, в основном, он раньше касался истерик по поводу неудовлетворенности в постели или отказа продолжать какие-то там отношения после одной ночи.
А тут — другое. Потому что сейчас плакала Кэт, которая искренне переживала за него, и до этого вообще не показывала своих слез. Вернее, старалась не показывать — очень часто Данте просыпался среди ночи от ее тихих всхлипываний во сне. Реакция на такое поведение девушки у него была всегда одна и та же — он осторожно обнимал Кэт, надеясь, что она успокоится. А сейчас-то как быть, если она уже прижалась к нему, как маленький ребенок?
— Эй… — Данте медленно развернулся к ней, осторожно отведя руки девушки в стороны. — Кэт, не разводи сопли, ладно? Я этого не заслужил.
Она подняла голову, и Данте увидел ее лицо — заплаканное, с кругами под глазами, и бледными щеками, только-только начавшими покрываться румянцем от свежих слез. Сколько же она не спала нормально? Сутки, двое? В груди вновь кольнуло чувство жалости, но одновременно с этим душу согревала нежность. Какого черта?..
Не осознавая того, что делает, Данте взял лицо Кэт в ладони. Приблизил к нему свое, ощущая легкий ветерок от затаившегося дыхания. Накрыл губы Кэт своими — и замер, ощущая, как от ее тепла в сердце что-то окончательно рушится.
Поначалу Кэт растерялась. Она поняла, что таким незамысловатым образом Данте решил прекратить ее истерику, унять ту боль, что таилась в ней еще с приезда в Паству, когда он чуть не сыграл в ящик. Она искренне переживала за него — неразумного мальчишку, когда-то обозлившегося на весь мир, а теперь учившегося заново любить его. Но что-то подсказывало Кэт, что дело было не просто в ее переживаниях — иначе бы она не приняла этот поцелуй как должное, крепко обняв Данте.
Ну вот, успокоилась. Данте хотел сначала отпустить Кэт, но было уже поздно — ее тело прижалось к нему, передавая свое тепло и мягкость. Данте вдруг осознал, что за полгода ни разу ни с кем не трахался — с Кэт по понятной причине он не мог этого позволить, а девочки из клубов остались в той, прежней жизни. Стало понятно остервенение, с которым он убивал демонов в первые месяцы после закрытия врат Ада. А потом уже просто стало не до секса — слишком уж серьезные проблемы свалились на их с Кэт головы.
Но он не мог себе позволить просто взять и наброситься на ту, которая ему доверяла всем сердцем. Это было бы слишком жестоко — кроме того, Данте еще помнил историю детства Кэт, и не хотел, чтобы ей пришлось повторить тот печальный опыт.
Однако она и сама не спешила его отпускать — прервав поцелуй, Кэт прижалась лицом где-то между плечом и шеей. Теплые губы коснулись его кожи вместе с кончиком носа, и Данте ощутил, как тело прошибает знакомая дрожь, собираясь приятным комком в животе.
— Ведьмочка, — пробормотал он, скользя ладонями по спине Кэт. — Признавайся, что за зелье ты использовала перед тем, как прийти сюда?
Она невольно улыбнулась — уж что-что, а грубоватые шуточки у Данте не отнять. Это была одна из многих черт, делавших его человеком — настоящим, живым человеком, любившим жизнь, насколько бы погана она ни была. Стал бы он так бороться за место под солнцем, если бы не хотел жить? Вряд ли.
Ничего не ответив, Кэт подняла голову, чтобы посмотреть в глаза Данте. Но вышло не совсем так, как она хотела — губы скользнули по его теплой, влажной коже, ощутили мягкие удары пульса под ней и остановились на чуть колючей, едва заметной щетине. Приятное ощущение. Теплое, нежное и такое… родное.
— М? — он не понял, почему Кэт вдруг замерла. Все-таки странная она — то плачет в три ручья, то в себя уходит каждые пять секунд. Данте себя не считал слишком-то здоровым психически, но Кэт, несмотря на свои способности медиума, порой удивляла его своим поведением. И порой это начинало нервировать — как и сейчас.
Поначалу он хотел вновь поцеловать ее, чтобы немного привести в себя, но Кэт внезапно сама потянулась к нему, скользя щекой по его щетине. Он хотел побриться после того, как разберется со своей башкой, но, судя по всему, все ближайшие планы можно было выкидывать к чертям собачьим.
И пусть.
Кэт вздрогнула — Данте, как всегда, приступал к делу быстро и неожиданно. Поцелуй был жестким, глубоким и чувственным — Кэт ощущала, как его язык дразнит ее, вызывает навстречу, в то время как руки блуждают по ее телу, пытаясь нырнуть под свитер, ближе к теплой, желанной спине. Поначалу Кэт испугалась — все было слишком резко, грубо… и чертовски приятно, аж до мурашек. В конце концов, это же Данте — парень, который никогда не был таким уж нежным и внимательным к другим.
Кэт всегда чувствовала, что в ее отношении он не так жесток и груб, каким он был по отношению к окружающим. Она понимала это, но опасалась Данте — боялась оказаться для него брошенной, ненужной вещью. Но чем больше они проводили времени вместе, тем яснее Кэт понимала, что для Данте она совсем не вещь. Для него она была другом, близким человеком. Любимым человеком.
Любимым настолько, что Данте не мог даже выразить это. Ни в ласках, ни тем более в словах. Он обычно смеялся над рассуждениями о настоящей, крышесносной любви, считая это выдумками глупых и наивных подростков.