Дневник черной смерти
Шрифт:
– Не воображайте, будто это вам поможет, – говорила она, когда они выносили тело ее покойного мужа, и даже вышла следом за ними на улицу, продолжая «каркать». – Я видела немало гробовщиков, которые умерли, уж как они только ни заматывались, чтобы защититься от чумы!
Люди в капюшонах не отвечали, поскольку не понимали по-английски. В конце, когда повозку накрыли куском ткани, чтобы не пугать живых видом мертвеца, один из них прошаркал к ней и спросил на ненавистном французском, который она едва понимала:
– Тот, что умер, ваш супруг?
– А?
– Вы вдова?
– Да.
– Тогда идите во дворец, – продолжал человек, по-прежнему
Он слегка поклонился, повернулся и забрался на сиденье кучера.
«Пенсия». Это она поняла. И «дворец». Сосчитав монеты, оставшиеся в кошельке мужа, и обнаружив, что их совсем мало, вдова решила последовать данному ей совету. Набросила на плечи шаль, покинула гетто и, в поисках милосердия, направилась в сторону величественного обиталища Папы.
Узкие улицы Авиньона напомнили ей Лондон; когда-то она была там с мужем, ездила к его сестре, которая вышла замуж за слугу одного из отдаленных родственников короля и теперь жила в прекрасном доме, стряпала на господ. Это воспоминание породило укол зависти: сестра мужа проводила свои дни на каменных полах, а не на плотно утрамбованной земле Эйама. Тем не менее Эйам был родиной Эмили, и она сильно скучала по деревне.
– Пенсия, – сказала она охраннику у ворот папского дворца.
Рядом с высокими белыми башнями богато украшенного дворца этот охранник в своем красном плаще казался совсем маленьким. Он проворчал что-то и ткнул рукой вправо. Поплотнее закутавшись в шаль, Эмили пошла вдоль периметра дворца. Под ногами хрустел гравий; этот звук отвлекал ее внимание – до тех пор, пока она не услышала конский топот по булыжной мостовой. Посмотрев в направлении звука, она увидела скачущий во внутренний двор отряд гонцов под знаменем короля Эдуарда.
Она метнулась в тень и затаилась там, но потом поняла, что это глупо, и снова вышла на солнце. Что им, больше делать нечего, как искать ее, спустя столько-то лет? Выглядели всадники очень представительно, в блестящих доспехах, на прекрасных конях, и в ней пробудилась острая тоска по Англии; какими близкими казались ей эти люди, как легко она могла бы их понимать!
Никому и в голову не пришло бы, что она жена браконьера, – для них она была бы просто еще одной неприметной старой женщиной, нуждающейся в подаянии. Ее сердце затосковало по дому. Переправиться через Ла-Манш – это дорого и опасно, но в Авиньоне у нее больше нет ничего, да и во всей Франции, если уж на то пошло. Никаких родственников, а единственный более или менее знакомый человек – еврей лекарь, сам скрывающийся от английского правосудия…
Пока мимо во всей своей красе скакал отряд англичан, ужасная мысль зародилась в сознании Эмили: сколько они заплатят, если она шепнет им несколько слов об этом человеке?
Наверняка хватит на то, чтобы пересечь море и начать новую жизнь.
«Нет, – ругала себя она, – это подлое предательство по отношению к доброму человеку».
Однако был ли он добр на самом-то деле? Ее муж мертв, несмотря на его заботы. Он прячет у себя ребенка, маленького мальчика со светлыми волосами и голубыми глазами, чья мать английская дворянка, может, даже королевского рода. Это ее долг, решила Эмили, сообщить о нем. Что ни говори, она была и остается англичанкой. И на кону стоит ее выживание.
Ускорив шаг, она заторопилась следом за гонцами. Догнав их, она перекрестилась и шепотом помолилась о прощении.
Сквозь сон Алехандро
Жена Купера уже несколько дней не обращалась к нему за помощью. Мелькнула мысль, может, в конце концов время ее мужа пришло? Он сел на узкой постели, огладил бороду, заложил длинные темные волосы за уши и встал. В этой же комнате с плотно утрамбованным полом спал Гильом, тем невинным, крепким детским сном, которому никакой шум не помеха. Поднимаясь, Алехандро почувствовал боль в коленях, которая, правда, быстро прошла, – предвестник того, что, как он опасался, ждет его с возрастом.
Однако он все был готов принять с благодарностью и коротко помолился о том, чтобы прожить подольше и испытать все приходящие с годами страдания, только бы снова увидеть девочку, которую называл дочерью. Девочку, какое там! Сейчас она уже молодая женщина, семь лет назад в муках давшая жизнь спящему рядом мальчику. Она была дорога Алехандро, как если бы приходилась ему родной дочерью – увы, своих детей у него не было.
Боль в сердце заставила забыть о ноющих коленях. Будь его воля, эта молодая женщина сейчас жила бы с ним, где ей самое место, а не среди тех, в чьих жилах по чистой случайности текла та же кровь, что и в ее; а может, это не случайность, а некая грандиозная ошибка Господа.
«Прости меня, – снова воззвал он к Богу. – Я не хотел проявить неуважения, указывая на Твои оплошности».
– И почему так бывает, – прошептал он, – что такой стук в дверь случается только в самые жуткие часы, когда против воли представляешь себе по ту сторону двери какого-нибудь отвратительного демона?
Это все больное воображение; за дверью нет никого, кроме маленькой усталой англичанки. Он нагнулся в низком дверном проеме и не успел выпрямиться, как стук повторился снова.
Он пристально посмотрел на дверь. Такой стук не мог издать кулачок хрупкой, несчастной старой женщины; для этого требовалась гораздо более сильная рука. И, судя по силе и частоте ударов, стоящий за дверью человек не был настроен ждать.
Алехандро на цыпочках подошел к двери и встал сбоку от нее.
– Никогда не становись прямо напротив двери, – как-то напутствовал его Эдуардо Эрнандес. – Приличный меч в умелых руках запросто способен проткнуть дверь. А теперь представь себе, во что превратит твои внутренности очень хороший меч. Даже мастерство лекаря не поможет.
Кто, однако, кроме Эмили мог прийти к нему в такое время, когда до рассвета еще несколько часов? В этом квартале даже днем редко появлялись чужаки, а уж тем более ночью. Сощурившись, Алехандро попытался заглянуть в щель между дверью и косяком, но тьма скрывала все.
– Кто там? – спросил он в конце концов.
– Я ищу лекаря Санчеса, – последовал ответ.
Неужели его нашли? Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Один момент, – более заискивающе, чем хотелось, сказал он. – Сейчас попробую его разбудить.
За дверью что-то проворчали, но, не вслушиваясь, он метнулся в спальню и с силой потряс мальчика.
– Гильом, – прошептал он. – Гильом! Проснись!
Мальчик потер глаза.
– Что такое, дедушка…
– Никаких вопросов сейчас. – Почувствовав, что слишком резок, Алехандро заговорил мягче: – Помнишь, учил тебя? Быстро приведи себя в порядок. Нам нужно уходить.