Дневник дьявола
Шрифт:
Фишман задумался.
— Он должен быть хуже.
— Ну конечно. — Отец улыбнулся, словно понимая двусмысленность такой игры слов.
— Послушайте. — Я бесцеремонно вмешался в разговор. — Я тоже сделал в Румынии одну фотографию.
— Правда? — Они оба обернулись ко мне.
— Как же, Адриан, разве ты не помнишь? «Рейтер» купило не только твой, но и мой снимок. Тот, с весами.
Мы шли по подземному переходу в сторону главного железнодорожного вокзала. В переходе было светло от десятков свечей, поставленных на землю и на огромные общественные весы красного цвета, стоявшие там и за гроши измерявшие вес человеческих тел. Повсюду у стены лежали цветы и стояли люди, смотрящие на пламя свечей. Когда-то здесь было место казни. В этом подземном переходе верные Чаушеску бандиты расстреливали врагов системы, поднявших руку на верховного правителя. Теперь, в эпоху свободы, люди приходили сюда, чтобы почтить память погибших и оплакать их. На моем снимке красные весы стали центром композиции, на них
Задетый за живое, я описал то, что было на снимке. Отец покивал головой, а Фишман заявил:
— Ах да… вспомнил! Совсем вылетело из головы. Знаешь, мне просто не нравятся такие символы в фотографии.
В отчаянии я умолк. Отец и Фишман продолжили разговор.
И все же постепенно в Адриане начало что-то меняться. Его молчание все чаще было приправлено грустью, если не сказать — страданием. Однажды вернувшись с дружеской вечеринки, я застал его в отцовской библиотеке.
Он не читал, а разглядывал переплеты богатого собрания книг так сосредоточенно, что не заметил моего появления. На минуту я замер в дверях, глядя на него. Фишман повернулся и увидел меня. И испугался. Точнее, его охватил смертельный ужас. Он подскочил и отступил на два шага.
— Это я, — сказал я тихо.
С минуту он смотрел на меня, а после отправился к себе, не проронив ни слова.
В размеренной жизни и покое, царящем в доме П., есть что-то, что лишает меня сил. Вчера ночью я видел… видел Его. Это не могло быть привидение. Он стоял и насмешливо смотрел на меня. Потом Он принял какую-то глупую, простецкую личину, которую я уже не боялся. Что со мной? Что еще произойдет в этом доме?
Да ничего. Как вы уже знаете, Фишману случалось видеть духов. То, что когда-то произошло с ним, не давало ему спать спокойно. Неведомая тайна приказывала ему искать души, покидающие человеческие тела, в смерти которых он отчасти был виновен. Он отчаянно искал подтверждение существования иного мира, словно это могло помочь ему хотя бы отчасти искупить какую-то страшную вину и обрести покой. Однако, даже если мое интуитивное предположение было верным, чувство вины не мешало ему быть жестоким и беспощадным. Возможно, попробуй он хотя бы раз предупредить свои жертвы, ему бы простилось значительно больше, чем некая тайна прошлого. Вместе с тем я был вынужден ассистировать Фишману в его варварских предприятиях и при этом, зачастую вопреки собственной воле, помогал сделать ту, самую страшную фотографию, создать opus vitae, дело всей его жизни, чтобы потом позволить себе немного отдохнуть. Вопреки своим воззрениям на бытие и небытие я часто задумывался, в чем может заключаться глобальный смысл происходящих событий. В каком космическом плане они записаны и чему должны служить? А когда наша история подошла к концу (для меня, а вам еще придется подождать), я все узнал и понял. И из моего горла вырвался вой скорби и блаженства.
— Вы слышали когда-нибудь о корабле дураков? — однажды утром спросил меня П. Он уселся напротив меня и надел свои смешные очки.
— Это, наверное, какая-то картина? — спросил я неуверенно. — Босха?
— Верно. Но прежде всего это идея, в основе которой лежит реальный способ перевозки сумасшедших в эпоху Ренессанса, изображение людей, физически и психически недееспособных, скитающихся по рекам Европы в поисках пристанища.
— Я не слышал.
И отец вкратце рассказал ему об этом.
— Одним словом — закончил он, — заимствованный еще из античной мифологии образ корабля, например, со странствующими товарищами Одиссея на борту, начиная со Средних веков, приобретал множество литературных и иконографических форм. С точки зрения социологии нездоровые личности и по сей день продолжают отторгаться обществом, хотя ныне никто уже не высылает их в безнадежное странствие.
— Их не пытались лечить? — Не знаю почему, но в моем бегстве по бездорожью вдруг промелькнула некая тень переживаний тех безумцев.
— Парадоксально, но довольно часто их высылали в святые места и таким образом держали подальше от мира здоровых людей, рассчитывая на благодатное влияние окружающей среды. Это были уже не те времена, когда каждого нездорового человека считали одержимым дьяволом, однако подобные методы являлись — с точки зрения герменевтики — рудиментом прежних представлений.
Тут отец представил развернутую концепцию, согласно которой во времена Иисуса Христа в каждом физическом и психическом увечье видели следы присутствия Сатаны. Доказывая это, он дошел до утверждения, что смерть также носила знаки дьявольского вмешательства, а в качестве примера приводил воскрешение Лазаря, напоминавшее обряд изгнания
32
Пещера Ласко (или Ляско) во Франции — один из важнейших палеолитических памятников по количеству, качеству и сохранности наскальных изображений. Иногда Ласко называют «Сикстинской капеллой первобытной живописи». Живописные и гравированные рисунки, которые находятся там, не имеют точной датировки: они появились примерно в XVIII–XV тысячелетиях до н. э.
В 1994 году мы были на Кубе. Режим Фиделя вновь пошатнулся, и Кастро в очередной раз дал согласие на эмиграцию нескольким десяткам тысяч людей. Мы разъезжали по острову на армейском джипе в компании человека, столь могущественного, что у нас не только не возникало проблем с властями, которых олицетворяли вооруженные до зубов солдаты, — мы даже не испытывали недостатка в топливе. Из обрывков разговора Фишмана с незнакомцем следовало, что наш проводник, некто Рубен, был офицером известного и ненавидимого всеми «МС» — фанатично преданных диктатору кубинских спецслужб. У меня создалось впечатление, что они с Фишманом давно знают друг друга. Сам Адриан игнорировал мои вопросы, касавшиеся личности нашего проводника. Правда, однажды он обронил что-то вроде:
— Это знакомство дорого нам обходится.
Из дневника можно почерпнуть тоже немного. В обмен на снимок придется отказаться от сотрудничества с итальянцами.
Мне кажется, что Фишман отплатил тем, что организовал какой-то канал контрабанды наркотиков для заинтересованных лиц из «МС», аббревиатуру, которую многие расшифровывали как «Марихуана и Кокаин». Мое предположение подтверждает тот факт, что сразу после нашего возвращения в США он исчез на три недели, а потом сотрудники ДЭА [33] во Флориде устроили нам настоящий допрос, правда, на тот момент «Корабль дураков» уже опубликовали пять американских журналов. Впрочем, даже если я ошибаюсь, это было вполне в его стиле. Кроме того, у меня имеются некоторые основания, чтобы предположить, когда именно эта парочка познакомилась.
33
«Управление по борьбе с наркотиками», ДЭА — административный орган США, занимается борьбой с трафиком наркотиков внутри страны, пресечением производства этих веществ в иностранных государствах, а также антинаркотической пропагандой. Организован в 1973 году, подчиняется непосредственно Генеральному прокурору США.
— Помнишь, как черномазые удирали от нас? — Вопрос Рубена позабавил меня, потому что он сам был черным как гуталин.
— Нет, — ответил Фишман.
— Тогда, когда мы устанавливали единственно верный миропорядок и искореняли племенные традиции?
— Не помню, — медленно и с расстановкой произнес Фишман.
— Все ты прекрасно помнишь… Тогда еще ребята удивлялись, что ты не фотографируешь…
И он все не унимался, а мой шеф наотрез открещивался от этих общих воспоминаний. Мне кажется, Рубен имел в виду Анголу, куда Фидель в свое время направил военный контингент и многочисленную группу советников. Весьма вероятно, что, пока кубинцы и русские защищали нарождающуюся государственность Анголы от иллюзорной угрозы со стороны ЮАР, наш проводник и мой шеф начали проворачивать какие-то темные делишки. Я не помню снимков Фишмана, сделанных в тот период, возможно, потому, что в тот раз все пошло не так, как он себе нарисовал. А на примере истории в Сьерра-Леоне, о которой я, кажется, уже упоминал, становится ясно, что, если что-то не совпадало с тем, что этот ненормальный себе вообразил, то он его просто не фотографировал.