Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)

хаха Митицуна-но

Дом скитальца по уездам в эту пору не годился для жилья, поэтому отец, приехав из провинции, поселился у меня. В доме стало жить много родственников, и с утра до вечера было очень шумно. Я же все гадала, как там дела у Канэиэ, но вестей от него не получала.

После десятого числа седьмой луны мои гости возвратились домой, без них стало скучно… Приближался праздник поминовения усопших, Бон, и я слышала, как разные мои люди жаловались, что его не с чем встретить. Слушать их было грустно и нелегко. Но вот четырнадцатого числа Канэиэ прислал

слугу с обычными для этого случая принадлежностями и с приложенным к ним письмом. Я никому ничего не сказала, а про себя подумала: до каких пор будет продолжать он выполнять эту свою любезную повинность?

Тем временем настала восьмая луна. Первого числа весь день шел дождь. В мелком моросящем дожде к часу Барана появились просветы, и стало слышно, как назойливо звенят цикады. Это о них говорилось в старинном стихотворении: «Молча подумайте даже о нас!» В тот день мне отчего-то было печально, не переставая бежали слезы. В прошлом месяце я говорила, что в следующем за ним должна умереть, а теперь думала, что вот этот месяц и настал. Громкие пересуды о состязаниях по борьбе я слушала отчужденно.

Одиннадцатого числа я увидела очень странный сон. Можно было истолковать его и так, и этак. В книгах обычно понаписано много всего — совершенно невероятного, поэтому я ничего о сне не стала говорить.

— Почему ты ничего не говоришь? — спросил меня Канэиэ.

— О чем?

— Почему я не приходил, не спрашивал о вас; скажи, что я тебе противен, что я злой, и еще чего-нибудь добавь. — И я завершила его тираду такими словами:

— Мне добавить нечего. Ты сказал все, что я хотела заставить тебя выслушать.

Наутро он уехал, сказав:

— Теперь приеду, когда пройдут состязания по борьбе.

Семнадцатого числа я услышала, что соревнования прошли.

Наступил конец месяца, давно уже прошло время, когда Канэиэ обещал наведаться. Теперь я уже и не думала о том, что же у него могло случиться. Объятая печалью, я смотрела, как неуклонно приближаются те дни, с которыми мне следовало быть поосмотрительней из-за опасности умереть.

Таю отправил письмо все той же даме. У него портилось настроение при мысли о том, что ответы от нее до этих пор были написаны чужой рукой. В письме были стихи:

По вечерамВсе пристальней смотрюЯ в угол спальнойИ вижу — только лишьПлетет там сеть паук.

Не знаю, что та дама подумала, но ответ написала на белой бумаге, заострив кончик кисти:

Нить паукаИзменчивая вещь —Едва повеет ветер,Она уж вьется в небе.Как можно положиться на нее!

С тем же посыльным таю ответил:

Пусть это будет малость,Но нить, которой жизньСвою паук доверил,Кто оградитОт злого ветра?!

Ответ та дама не написала, сославшись на поздний час. На следующий день, видимо, вспомнив о вчерашнем письме на белой бумаге, таю послал новое стихотворение:

Взглянул сегодняНа лебединые следыВ Тадзима —Они белеют,Как Сирахама в снегу.

Так он написал, но ответа вновь не было под тем предлогом, что дама «куда-то уехала». На другой день таю послал спросить: «Вернулась ли? Ответ, пожалуйста!» — и ему велено было передать: «Вчерашнее послание очень старомодно, я не могу на него ответить». Прошел еще день, и сын написал: «Вчера Вы, кажется, сказали, что я старомоден. Это совершенная правда.

Не смею отрицать —Пока о Вас тоскую,Я постарел,Как старый духСвятилища Фуру»

Ответа не было: «Сегодня с утра — религиозное воздержание». Рано утром того дня, когда, по подсчетам таю, воздержание той дамы закончилось, он написал:

Я в нерешительности —Видел Вас,Как в сновиденье.Откроется ли дверьВ небесный грот? [19]

На этот раз она что-то ответила, и он отправил новое письмо:

Хоть Вы к горе привыклиКацураги [20] ,Неужто было там одноСвятилищеЕдинственного слова?!

«Кто научил Вас вести себя так?» — выразил свои чувства молодой человек.

Обыкновенно весенними вечерами, осенью же — когда одолевает скука, я пишу картины: я тогда пребываю в глубокой печали… Люди, которые останутся после моей смерти, как мне кажется, смогут смотреть на них и вспоминать меня.

Посреди мирской суеты я все ожидала конца жизни: вот теперь, вот сегодня, но наступила уже восьмая луна, и шли ее дни, а я все не умирала и думала, что счастливые люди лишаются жизни скорее, чем несчастные.

Так, без всяких происшествий, наступила девятая луна. Двадцать седьмого и двадцать восьмого числа производилось так называемое нарушение покоя земли [21] , и в тот вечер меня не было дома; ко мне тогда пришли сказать, что произошло редкое событие — приехал Канэиэ. Я ничего не почувствовала, а осталась пребывать в унынии.

Десятая луна была в этом году дождливее, чем обычно. После десятого числа мои домашние пригласили меня, по обыкновению, в горный храм «полюбоваться багряными листьями», и я поехала. Дождь в этот день то принимался моросить, то переставал, и весь день вид в горах был просто великолепным.