Дневник одного директора
Шрифт:
***
Директору было 79 лет. Он хорошо выглядел – длинные вьющиеся волосы, добротное кожаное пальто, шарф в черно-белую полоску соответствует тельняшке. Он был похож на актера, потому что всегда был погружен в водоворот творческого процесса. На музыканта – потому что всегда пел. На красного комиссара, потому что был верен коммунистической партии. На старого, вышедшего на пенсию боцмана, на правой руке которого красуется татуировка «БРУ», потому что всегда ходил в тельняшке. Вообще у него было много ролей. Он был умен, сложен и многолик – и здесь нет ничего удивительного, ведь он долгие годы выступал руководителем лицедеев.
Изучим последний дневник этого человека. Он датирован 2007 годом. Итак, что мы имеем? Директору – 79, у него болит сердце, у него уже не так много ресурсов, чтобы управлять театральным «кораблем», чтоб направлять
Открываем последний рабочий дневник стареющего боцмана театрального мира, с неким даже трепетом и волнением. Что же там происходит на его страницах? Какие они, эти страницы – сонные и уставшие? Равнодушные и опустошённые? Или нервные и эмоциональные? Или какие? То, что они не сухие и скучные – это точно! Не будем гадать – будем просто читать и комментировать. Прежде всего я нахожу несколько небольших бумажек, на которых вижу столбики цифр. Разобраться в этих записях не просто. Ясно одно, в этой «коллаборации», скорее, нет, в этой путанице цифр директор снова искал семерку, чтоб опереться на нее и запланировать на эти дни нечто «великое». На первой странице дневника записано: «Орденоносный пушкинский ГАРДТ. Мой любимый Русский! Весь в коврах, дорожках, люстрах, белых шторах, телевизорах, картинах и многом другом. Настоящий Храм искусства», – эта запись сделана 03.07.07 года. Директор находился в отпуске. Он подчеркивает, что этот отпуск будет для него последним, он это чувствовал. Зашел в театр пообщаться со своими замами. «Поговорил от души, от сердца с замами. Люблю их. Они обе честные, но работают как женщины и ничего не поделаешь. Иначе их не останется на ночь! Буду мириться с недостатками…», – рассуждает в тишине своего кабинета директор.
В этот же день, ниже сделана еще одна запись. И хотя она и бытовая, но процитируем ее, в ней есть «изюминка»: «03.07.07 года. Съездил в «Энергосбыт», расплатился за электричество, театр не платил аж десять месяцев. Могли нас круто наказать, но опять помогла моя фамилия и милые «электродамы» насчитали как могли меньше – 4,5 тысячи. Надо не забыть этих дам пригласить на выступление Жириновского в моем театре. В театре все тихо. Работает бригада армян во главе с Борисом Саакяном. Снова потребовался ремонт. А вот Ванькин переулок пока не ремонтируют». Вы, наверное, спросите, а где же «изюминка»? Поясню. Директор заботился о Ванькином переулке, называл его так в шутку, не подозревая о том, что через четыре года после его ухода в мир иной переулок возле театра (в народе Ванькин) официально назовут его именем.
А пока о том, как проходил отпуск директора перед последним, 88-м театральным сезоном. В дневнике он записал, что осталось 147 дней работы. На дворе тогда было только начало июля, а директор каждый день приходил в театр, искал своих замов, чтобы обсудить с ними планы 88-го театрального «забега», но, увы, никого не было на работе – это и понятно, театр был на каникулах. От нечего делать этот беспокойный человек изучал свой кабинет, писал о вещах, наполнявших его, к которым привык и подсознательно чувствовал, что с этими вещами скоро придется расстаться. Он писал, что в его кабинете имеются уютный камин, картины якутских художников, Постановление о присвоении театру имени А.С. Пушкина, Постановление о присвоении наименования Академический, грамоты, Знамя театра, Орден Знак Почета, присужденный театру ( при предыдущем директоре А. Ломако, знаменитом тем, что театру присудили орден, а потом случился грандиозный пожар здания), еще два знамени – России и РС(Я), книга «История Русского государства» в металлической «корочке» и многое другое. Из самых любимых вещей – большой самовар и стакан с советским кондовым подстаканником. Директор любил пить чай, это был каждодневный ритуал с особыми правилами, установленными его замом Риммой Тимофеевной. Из нестандартных вещей, вызывающих иногда вопросы гостей кабинета – фото с пьедесталом И.В. Сталину. На вопрос, как директор относится к вождю народов, театральный босс отвечал, что с его именем прошел войну. Спорить на эту тему босс не любил, споры давались ему нелегко, он всегда нервничал, пытаясь доказать свою правоту.
Далее неожиданно появляется
На встрече с Владимиром Вольфовичем я присутствовала. Он вышел из дверей гостиницы «Полярная звезда», что располагается напротив Русского драмтеатра, и пошел со своей свитой сразу через дорогу, игнорируя дорожные правила. Автобусы остановились, пропуская «мирового еврея», пассажиры прильнули к окнам. Директор театра стоял на просторной театральной площади, залитой июльским солнцем, прямо перед своим рукотворным детищем, возродившемся как феникс из пепла и ждал Жириновского. Я видела, как они крепко пожали друг другу руки и о чем-то недолго поговорили.
В зале театра был полный аншлаг – зал был набит битком. Директор иногда выходил в свою ложу и слушал Жириновского, внимательно разглядывая сверху его самого и гостей театра. Но он не выслушал речь знаменитого политика до конца, так как, судя по дневнику, Жириновский был его антиподом. Мы же с друзьями досидели до победного, потому что было очень интересно. Речь великого ЛДПР-овца была страстной, горячей и немного непоследовательной. Он перескакивал с темы на тему. То говорил, что якутяне не должны пустить в столицу республики китайцев, так как они «украдут алмазы». Потом почему-то заметил, что «китайские 40 градусов ниже нуля совсем не то, что якутские 40 градусов ниже нуля». «Володя! Володя! – вдруг закричал, обращаясь к Жириновскому какой-то простецкий мужик. – А водка китайская тоже 40 градусов?». «Нет, китайская водка – 52 градуса», – нехотя ответил Жириновский, который совершенно не хотел поддерживать разговор с «лохом из толпы». Потом Жириновский призвал всех якутян строить бассейны и купаться в них, так как это спасет северных жителей от всех напастей и болезней.
«Володя! Спой что-нибудь!» – закричал тот самый «лох». Жириновский не выдержал и попросил вывести нарушителя спокойствия из зала, заявив, что он приехал, чтоб по-серьезному поговорить с северными жителями, а рэп пусть читает кто-нибудь другой. Московский политик еще долго говорил, довольно важные вещи – о суверенитете республики, развитии горнодобывающей промышленности, мигрантах и др. Но в конце почему-то прямо со сцены стал раздавать всем присутствующим по сто рублей, иными словами, снова скатился в дешевый популизм. «Выпейте за меня пивка», – сказал он каким-то бравым ребятам. Кому-то расписался на своем диске с шансоном, кому-то поставил автограф прямо на сторублевке. Но веселого лоха к тому времени уже отвезли в отделение милиции и он, бедолага «не дожил» до этого счастливого момента единения лидера и толпы, жаждущей зрелищ.
Однако вернемся к директору театра и его замечательным записям в последнем деловом дневнике. Через 2 дня, 08.08.2007 года директор снова пришел в театр, хотя знал, что все в нем пусто и сделал ностальгическую запись: «Осталось 147 дней в моем любимом театре. Это архи мало! А как жить мне потом дальше, без моего любимого! Как?!» Вот и ответ на вопрос, какими были записи в дневнике: равнодушными, «уставшими» или динамичными, эмоциональными? Конечно, второе. Никакого профессионального выгорания здесь не ощущается. Несмотря на возраст и болезни директор постоянно стремился в театр. И говорил он о нем, как о живом организме, с которым чувствовал тонкую родственную связь. 17 августа директор-отпускник записал с лапидарностью: «Как же прожить эти десять дней, до 27 августа до продолжения работы в Русском?! Выпью чай и пойду в церковь, хочу успокоиться». Фактически все люди с большим стажем работы так и воспринимают пенсию – как неприятное событие, как потерю связей с социумом, как откат назад. Очень он переживал о том, кому передать театр «по наследству», каждый директор должен готовить себе преемника. «Двадцать два года я строил театр, поднимал его из пепла. И кто им теперь будет руководить? Кто придет на готовое? Нет таких, кроме Шурки (Александры Яковлевны Звонковой -прим. автора). Но ей, в ее возрасте это ни к чему. Значит, надо взять «Шашке» Лобанову. Но он молод, коммерчески озабочен. Это ведь не артистов из Москвы заказывать». Имеется в виду привоз антрепризных театров.